История из Касабланки - Фиона Валпи

Кейт рассмеялась, чуть не подавившись медовым пирогом.

– Это бесценно. Я спросила свой класс, может ли кто-нибудь сказать мне, что значит «доброкачественный», и одна девочка сказала: «Конечно, мисс, в следующем году нам будет девять, как только перестанет быть восемь». Хотя они могут быть сущим наказанием, не так ли? Однажды, стоя спиной к классу и записывая что-то на доске, я, не оборачиваясь, сказала одному из своих учеников, чтобы он перестал валять дурака. Это была просто интуиция, знаешь, как шестое чувство. На самом деле, я понятия не имела, что он задумал, а он спросил: «О, мисс, откуда вы всегда знаете, что я делаю?!» Когда я ответила ему, что учителя обладают сверхспособностями и могут видеть все, что происходит вокруг, он искренне поверил в это, и с того дня вел себя хорошо.[40]

Предаваясь с Кейт воспоминаниям, я начинаю скучать по своей прежней работе. Я подумывала о том, чтобы как-нибудь вернуться к преподаванию, но вместе с тем понимала, что морально не готова снова взять на себя такой уровень ответственности. Мысль о том, что я не смогу мыть руки так часто, как мне требуется, наполняет меня беспокойством. И хотя я знаю, что это безрассудно, страх калечит меня, делая неспособной отправиться на собеседование, не говоря уже о том, чтобы вести занятия. А кроме того, Грейс нуждается во мне прямо сейчас. Это время, проведенное с ней, успокаивает мои измотанные нервы. Мне нравится быть мамой больше, чем все, что я когда-либо делала в своей жизни. К тому же мне нужно закончить работу над одеялом. Сшивание блоков «Древа Жизни» помогает мне впервые за долгое время чувствовать себя спокойнее, и это кажется мне признаком пусть небольшого, но прогресса.

В настоящее время мне стало проще посещать библиотеку и возвращаться обратно домой через Хабус. Правда, я склонна придерживаться знакомых маршрутов – больше никаких безумных марафонов к корнишу через весь город! И я начинаю ощущать себя более расслабленной, ежедневно гуляя с Грейс, что определенно идет на пользу нам обеим. Парк Мердок – мое любимое место отдыха. Это безмятежное зеленое пространство посреди городского хаоса, которое умиротворяет и успокаивает мои мысли, пока я сижу на скамейке (которую считаю нашей), зажатой между двумя высокими алеппскими соснами, укрывающими нас в своей чернильно-темной тени. Грейс нравится наблюдать, как над нами с ветки на ветку перелетают бюльбюли, и невесомые ноты их песен, кажется, помогают охладить воздух. Это уединенный уголок садов, где нас редко беспокоят туристы, посещающие парк, и местные сотрудники. Иногда мимо проходит человек, подметающий дорожки пальмовым листом, но он просто кивает и не беспокоит нас, поглощенный своей работой.[41]

Я также стала заходить чуть дальше в Хабусе, следуя рекомендациям месье Хабиба, который знает, где находятся лучшие магазины для всего, что может понадобиться мне в моей работе. На днях, к своей большой радости, я обнаружила старинную шаль с прекрасной вышивкой. Владелец был удивлен, когда я захотела купить не одну из новых моделей, свисавших с потолка его магазина, а именно ее. Она обтрепана по краям и местами слегка изъедена молью, но меня сразу привлек стилизованный узор из листьев и цветов. И когда он сказал мне, что это дизайн «Берберского Дерева Жизни» (проникшись и поняв, что я заинтересована в покупке, и меня не разубедит плохое состояние этой шали), я поняла, что нашла ткань для полосок и каймы моего одеяла.

В этом же магазине, пока я ждала, когда мне завернут покупку, я наткнулась на аметистовую жеоду, похожую на ту, что была у Нины и которой восхищалась Жози. Все было именно так, как она описала. Внешняя оболочка в форме яйца представляла собой грубый, незамысловатый корпус, но он заключал в себе скопление кристаллов, чьи удивительные фиолетовые глубины сверкали в тусклом свете в полумраке магазина. Я взяла жеоду и, пока держала ее на ладони, ощутила странное волнение от внезапно посетившей меня мысли. Нина сказала Жози, что жизнь в медине похожа на жеоду: блеклая снаружи, но скрывающая драгоценности внутри. Эти слова заставили меня осознать, что мое существование в nouvelle ville прямая противоположность: весь блеск и сияние моей эмигрантской жизни снаружи, напоказ. Красивый дом, роскошный образ жизни, идеальный брак. Но за этим скрывается жесткая, мертвая сердцевина. И, поняв это, я почувствовала, как мое сердце стало тяжелым, будто кусок камня, который я держала в руке. Я быстро поставила его на полку и покачала головой, когда продавец попытался убедить меня купить жеоду. Хотя эта диковинка была по-своему прекрасна, она напоминала мне о болезненной пустоте, а мне в доме не нужно было это постоянное напоминание. Я думаю, то, что является сокровищем для одной женщины, вполне может угнетать другую.

Как бы я хотела, чтобы у меня было немного больше неуемного оптимизма Жози и нежной наивности Нины! Уверена, что раньше и я смотрела на мир по-другому, но, похоже, где-то на своем пути я потеряла оба этих качества.

Заполучив антикварную шаль, я вернулась в магазин месье Хабиба, чтобы показать ему свою покупку, зная, что он тоже увидит красоту в ее потрепанных складках. Думаю, мне также было необходимо ощутить его спокойствие и заботу и провести еще несколько минут, потягивая чай из потертого стакана и слушая последние новости из приюта, чтобы жизнь перестала казаться такой пустой.

В будущую пятницу я снова собираюсь вместе с мадам Хабиб посетить приют. И на этот раз у меня будет история, которую я расскажу как женщинам, так и детям.

Сегодняшний вечер – начало Рамадана, о котором мне рассказала Нина. Она и ее семья в течение целого месяца будут поститься в дневные часы, до следующего новолуния, а затем наступит время пира и празднования, называемого Ид-аль-Фитр. Перед восходом солнца каждый день будет начинаться с молитв и трапезы под названием сухур, которая чем-то похожа на ужин; когда солнце сядет, ее семья будет есть вечернюю трапезу под названием ифтар, которая чем-то похожа на завтрак. Кажется, что во время Рамадана дни переворачиваются с ног на голову. До этого года Нина постилась лишь некоторое время, но теперь ей 13 лет, и она собирается провести целый день без еды и воды. Это часть взросления.[42][43]

Я сижу в своей комнате, пишу это и слушаю призыв к молитве. Голос муэдзина резонирует в вечернем воздухе, и для меня он звучит еще более торжественно, чем обычно, поскольку я знаю, что это начало священного для моего друга месяца. Я решила, что, когда она придет к нам, мне тоже нельзя будет есть или пить, чтобы я могла поддержать ее. В конце концов, было бы довольно подло уплетать пирожные и запивать их лимонадом, пока ей это не разрешено. Но она обещала, что я смогу прийти к ней домой, когда начнутся празднования Ид, и у нас будет потрясающая вечеринка.