Сыграй со мной в любовь - Мария Коваленко

Если бы два года назад я самолично не написала опровержение, решила бы, что "да" — он мог спустить юристов, мог попытаться отобрать Веру, но опровержение было! А еще было много чего, что никак не вязалось с образом человека, способного отобрать ребенка.

Пусть сейчас Дима злился на меня, пусть мои безумные фантазии мыльными пузырями лопнули еще при встрече в квартире, не страх заставил собрать чемоданы.

— Папа? — мое маленькое счастье, будто догадываясь к кому я привезла ее, с улыбкой указала на массивную входную дверь подъезда.

С такой же улыбкой и словом "папа" эта юная домоседка подошла ко мне на следующий день после встречи с Димой и потянула на улицу. Уверенно, настойчиво, со всей своей детской силой, будто для нее не было ничего важнее.

В обед и вечером ситуация повторилась, а на следующее утро мне пришлось все же поддаться и, утирая детские слезы, вывести Веру на улицу. Туда, где не было никакого Димы, и нас вообще никто не ждал.

А вечером как обычно из больницы приехали родители. Возвратились именно тогда, когда Вера снова попыталась увести меня искать Диму. Маме не понадобилось много времени, чтобы понять, что произошло. Верино "Папа! Папа! Папа!" каждый час, моя растерянность — дополнительные намеки были не нужны.

Как всегда, отгораживаясь от проблем, отец ушел в зал и включил телевизор погромче. К сожалению, только он один. Мама с горящими от злости глазами принялась вколачивать мне в голову, что Дима Вере не нужен, что нам следует держаться от него подальше, и вообще запас ошибок в мой жизни уже исчерпан.

Спорить я не стала. Это было бесполезно и, к тому же, в одном мама была права — ошибаться больше не стоило.

Разговор с мамой стал толчком. Если раньше я еще надеялась, что мне простят травмы Пети, а в Вере перестанут видеть человека, из-за которого он пострадал, то теперь надежда угасла.

Тема был прав — давно следовало подыскивать себе отдельное жилье. Мне нужно было начать с чистого листа, а Вере… Это признать оказалось сложнее всего, но ей необходим был свой тыл. Сильный, надежный, состоящий не только из оторванной от родных матери.

* * *

Дима открыл дверь еще до того, как мы нажали на кнопку звонка. Без костюма и рубашки, в обычной майке и легких спортивных штанах на миг он показался мне незнакомцем. Такому можно было улыбнуться, спросить "как жизнь" или попросить чашку кофе. Но, стоило войти, оценивающий взгляд синих глаз прошелся скальпелем от макушки до пят, и все встало на свои места.

Когда-то мы уже согласовывали правила игры: не звонить, нее писать, не надеяться. Кажется, сейчас настало время вновь прописать условия и быстро начать учиться по ним жить.

— Я рад, что ты приняла правильное решение, — вкатив в просторный коридор мой чемодан, Дима подхватил Веру на руки и двинулся вглубь квартиры.

Ответное "я тоже на это надеюсь" так и осталось неуслышанным. Моя первая фраза в нашей новой жизни. До чертиков хотелось, чтобы это было тем самым "первым блином", который всегда комом.

— Назад пути нет, — на всякий случай подбодрила я себя и, совершенно не представляя, как буду здесь жить, двинулась следом на громкий мужской голос и звонкий детский смех.

* * *

Если бы жизнь можно было представить как картину, моя оказалась бы похожа на полотно сумасшедшего пуантилиста. Разноцветные точки на холсте — я и Дима — множились каждый прожитый миг, заполняли все новое и новое свободное пространство, но никогда не смешивались и даже не соприкасались.

Первая встреча в квартире оказалась знаковой. Через несколько минут Дима показал мне комнату для Веры, которую еще предстояло превратить в детскую, а после еще одну гостевую, дальнюю от спальни — для меня.

— Где находится моя комната, ты знаешь, — вкатил чемодан. — Если в списке «передников» наметится окошко, можешь заглянуть. Старый конь, говорят, борозды не портит.

С таким же успехом он мог плюнуть мне в лицо или предложить ночевать у него на коврике. Последнее даже было бы гуманнее. Но я смолчала. Мой внутренний кассир подбил эту обиду к уже скопившимся, проверил, хватает ли ресурсов на оплату счета за два года молчания, и вынес суровый приговор: "Пока рано".

Это же "рано" произносить ему пришлось не раз и не два. Совместные ужины, завтраки, случайные встречи ночью на кухне — мы искрили как оголенные провода от любого соприкосновения.

Глупо было думать, что две разные жизни можно резко объединить в одну. Это скорее было из разряда фантастики, но иногда, когда на коленях отца Вера начинала заходиться смехом, я грешила иллюзиями, что моя жизнь могла быть такой на самом деле — втроем, счастливо и без камней за пазухой.

Это были сладкие иллюзии и горькие одновременно. Особенно грустно они разбивались по вечерам, когда Вера засыпала, и из родителей мы с Димой сразу же превращались в незнакомцев.

Третий наш совместный вечер дался мне тяжелее всего. После "отбоя" Веры в девять вечера я ушла в душ. Благодаря тому, что в Диминой спальне располагалась отдельная ванная комната, можно было не волноваться, что кого-то задержу или шум воды помешает отдыхать.

После насыщенного дня спешить не хотелось вообще. Позади были утомительные покупки мебели, текстиля и сотни мелочей для детской, а впереди — очередная бессонная ночь.

Странное дело — в элитной квартире Шеремета не слышны были звуки с улицы и галдеж соседей через стенку, благодаря хорошей климатической системе дышалось легко, и не мешала сухость. Все было идеально, даже матрас и подушки, но ночами я почти не спала. Крутилась юлой с боку на бок, и только с рассветом, окончательно обессилив, окуналась в глубокий сон без сновидений.

Настоящая пытка. Наверное, нужно было запасаться снотворным и не надеяться, что все пройдет само. Но пока снотворного не было. В распоряжении был лишь душ и ароматный гель с запахом сливок и ванили.

Казалось, здесь можно жить. Никто не следил за каждым движением и не просил взять на руки. Струи воды текли по коже, и безумно хотелось, чтобы вместе с водой утекло сжимающее тисками тело напряжение.

Мне нужен был отдых. Хоть немного! Чтобы остудить голову и перестать постоянно погружаться в прошлое, где точно так же я разгуливала по этой квартире, делала свой первый в жизни неумелый минет в гостиной и хохотала как ненормальная, когда Дима делал мой первый кунилингус.

— Ты можешь просто полежать спокойно?

— Я засуну тебе в рот кляп и привяжу к кровати, чтобы не дергалась!

— Господи, откуда ты только взялась на мою голову такая стыдливая?

Я до сих пор слово в слово помнила каждую фразу, каждую пережитую эмоцию и взгляд. Память — избирательная садистка. Не представляю, сколько нужно лет, чтобы все забылось. Еще сложнее представить, как с ней жить и оставаться равнодушной.