Халява для лоха - Ирина Майорова

– Чего так? Обеднели, что ли?

– Отнюдь. Ширятся и богатеют. Просто ТВ они на ближайшее время закрыли – скрытой рекламы в сериал про «ментов» напихали. Я тут один фильмец краем глаза посмотрела – там Дукалис полсерии в магазине «Техносила» микроволновку выбирает, а вторую половину – коробку с огромным логотипом фирмы на себе таскает.

– Да, богатенькие буратины! – вздохнул Андрюха. – По радио у них Филя Киркоров: «Техносила любит нас!» – поет, по телику знаменитые «менты» коробки разгружают. Так что, Алик, не видать тебе холодильника вполцены как своих ушей.

– А я вот давно хотела спросить, – подала голос из своего угла неугомонная Агнесса Петровна. – Когда в сериале или в кино то и дело какое-то лекарство, шоколад или технику показывают, а герои еще их хвалят, рекомендуют друг другу – разве по закону это разрешено?

– Пока, на счастье творцов, ляпающих сериалы, разрешено, – развел руками Алик. – Хотя я читал, в Англии, кажется, такой запрет уже приняли.

– Ну и правильно, – одобрила великобритан­ских законодателей бренд-менеджер «Атланта». – А то двойной обман получается. Мало того что производители в погоне за прибылью тебе чуть ли не насильно товар подсовывают, так еще и скрытно это делать пытаются.

– Совершенно с вами согласен, многоуважаемая Агнесса Петровна. Поскольку, выйди такой запрет у нас, в России, денежки, которые рекламодатель нынче вкладывает в производство «мыльных опер», он понесет нам. Но вообще скрытая реклама – это, скажу я вам, промоушен убойной силы. Во-первых, не вызывает у потребителя раздражения и не кажется ему навязчивой, чего не скажешь о той, что идет в рекламном блоке, а во-вторых… Ну как же приятно хряпнуть пивка, регулярно потребляемого на экране твоим любимым «ментом», или покушать конфетки, которые килограммами трескает какая-нибудь «просто Мария». Потягиваешь ты пивко, заедаешь шоколадкой – и будто они тебя в свою компанию приняли.

Алик мечтательно закатил глаза, а губы арт-директора расплылись в блаженной улыбке. То ли от того, что усилием воли и богатой фантазией художника он смог вызвать на рецепторах языка вкус какого-нибудь «ОВИП локоса», то ли явственно представил себя сидящим в обществе Дукалиса и Ларина и вместе с ними обсуждающим план захвата очередной бандитской шайки.

– А как все это происходит? – продолжила демонстрировать недюжинную любознательность бренд-менеджер. – Рекламодатели принимают участие в написании сценария, диктуют, в каком месте герой должен воспользоваться их продуктом, что при этом должен говорить, или просто заключают договор: столько-то раз и в течение стольких-то секунд вещь должна быть на экране, а режиссер уже сам впихивает заказ в сюжет?

– Да по-разному, – неопределенно пожал плечами Алик. – Чаще всего продюсер или администратор притаскивает рекламодателю сюжетную канву, и они совместными усилиями вплетают туда продвигаемый товарчик.

– Я как к вам работать перешла, стала внимательно к таким вещам относиться, – похвалила себя Агнесса Петровна. – Заметила, например, что в «Тайны следствия» рекламу водки «Перцовка» насовали, а в новых сериях «Камен­ской» – шоколад «Победа вкуса» и пенталгин. А в «Дне рождения Буржуя» – я специально в выходные пересмотрела – везде «Вискас» и «Кацан»…

– Ой! Пенталгин! – Грохотова подскочила и метнулась к подоконнику, на котором лежала ее сумка. Роясь в бездонном бауле, Надежда просто клокотала от возмущения: – Ну не уроды? Сидим тут, треплемся, а про таблетку Костику забыли! Может, он там совсем загибается!

Окинув коллег полным укоризны взглядом, Грохотова влетела в клетушку, которую Обухов громко именовал кабинетом. Пристыженный народ в молчании уставился на дверь, за которой скрылась главный копирайтер. Надежда вышла через пару минут на цыпочках. Придержала ручку, чтобы дверь не хлопнула, и доложила:

– Спит. Лоб потрогала – температуры нет. Будить, чтобы таблетку дать, не стала. – Дойдя до середины комнаты, Грохотова остановилась и недоуменно заметила: – Руки в стороны раскинул, улыбается во сне. Улыбка такая… странная… У меня так Данька улыбается, когда накануне какую-нибудь суперсложную задачу по математике сам решит. Для него это счастье…

– А где Обухов?!

На пороге отдела стоял Чухаев – встрепанный и перепуганный.

– А что случилось? – вопросом на вопрос ответил Алик.

– Я тебя спрашиваю, где твой начальник?! – сорвался на крик главный юрист.

– Да вон, – арт-директор, не оборачиваясь, махнул себе за спину, – у себя.

Чухаев рванул было к плотно прикрытой Грохотовой двери, но Алик, не вставая с места, остановил его, вытянув длинную руку. На манер шлагбаума:

– Не трогай. Он спит.

– А чего это он спит-то? – ошалел Чухаев. – Нажрался, что ли?

– Почему сразу нажрался?! – возмутилась Грохотова. – Голова у человека болит. Пришел весь бледный – ужас! – И зачем-то приврала: – Еле уговорили пойти отдохнуть: работать рвался, столько, говорит, еще заказов…

– Да? – Главный юрист с благодарностью посмотрел на Грохотову, будто та была доктором, известившим пациента Чухаева, что недуг, диагностированный поначалу как смертельный, оказался банальной простудой. – Это хорошо, что про заказы…

Чухаев все-таки заглянул в комнатенку и, убедившсь, что Обухов действительно спит, облегченно вздохнул и уселся в обуховское кресло.

– А чего все-таки случилось-то? – раздраженно переспросил Алик. – Влетел, как смерч «Катарина», а теперь сидит, прохлаждается.

Чухаев тут же поднялся, одернул пиджак и скомандовал:

– А вы давайте работайте! Обухов вам что, перед тем как заснуть, задачи не поставил? Наши дела мы с ним сами решим, без посторонних. Как проснется, пусть сразу ко мне!

– Чего он приходил-то? – растерянно взглянул на шефа Андрюха.

– Ну че ты спрашиваешь? – озлился Алик. – Сам же тут был, все слышал. Правда, давайте работать. Шеф проснется, за то, что балду гоняем, не похвалит. А учитывая, что у него еще и башка болит, наши поотрывает к чертовой матери!

Чухаев в это время докладывал Ненашеву о результатах вылазки в креативный отдел. По словам главного юриста выходило, что Обухов и не думал предпринимать «нежелательные шаги», а «просто взбрыкнул», о чем тут же пожалел и вот-вот заявится просить прощения…

Таврин нашел капитана Старшинова на опорном пункте. У того был прием населения. Напротив старшего участкового сидела неопрятная толстая бабища в пуховике семьдесят какого-то размера и выглядывавшем из-под него грязном фланелевом халате.

Бабища наезжала на капитана, причем делала это со вкусом и от всей своей – вероятно, такой же широкой, как и она сама, – души:

– Ну посадил ты его прошлый раз на пятнадцать суток и что? Ты думаешь, он что-то понял своей пустой башкой? – Тетка-глыбища дважды смачно хряснула себя кулаком по лбу – раздался звук, похожий на тот, что издает при ударе пустая бочка. – Первый день, как домой-то вернулся, как иисусик был, все Линочка да Линочка, пару раз даже пупсиком назвал, скотина такая… А на другой день смотрю – опять с мужиками у помойки колбасится. Пиво из горла лакает, а из кармана потихоньку кусочки рыбки вытаскивает. Отщипнет, значит, и в рот. Отхлебнет, отщипнет – и в рот. И так еще довольно лыбится, падаль поганая!