Обман - Элизабет Джордж

Уже через два месяца после рождения Бишра ей снова захотелось иметь ребенка. И она принялась ластиться к мужу, возбуждая его посеять семя, которое может дать жизнь еще одному сыну, на благодатную почву ее изнемогающего в ожидании тела. Только бы забеременеть, это непременно будет опять сын.

Стоило Юмн коснуться Муханнада, как она почувствовала сильное желание. Как он хорош! Как изменилась ее жизнь после замужества! Старшая из сестер, самая некрасивая, по мнению родителей, самая непривлекательная для женихов, и вот она, Юмн — свиноматка в сравнении со своими стройными, как косули, сестрами — вдруг превращается в почтенную супругу. Кто бы мог это предвидеть? У такого мужчины, как Муханнад, был огромный выбор женщин с куда более богатым приданым, чем то, которое собрал ее отец. Единственный сын у отца, с нетерпением ожидающего внуков, Муханнад мог быть абсолютно уверен, что любые его желания и требования к спутнице жизни воплотятся в женщине, которую он согласится взять в жены. Он мог бы изложить свои требования отцу, и тот никогда бы не осмелился ему перечить. Но он, не прекословя, согласился с выбором, который сделал за него отец, и в их первую ночь скрепил брачный договор тем, что грубо овладел ею в темном углу сада, от чего она сразу забеременела и подарила мужу первого сына.

— Какая мы с тобой прекрасная пара, мери-джан, — прижималась она к нему. — Мы так подходим друг другу. — Запах его тела еще больше разжег ее желание. Кожа его была чуть солоноватой, а волосы пахли дымом сигарет, которые он курил втайне от отца.

Она провела по голой, лежащей вдоль тела руке, чувствуя, как жесткие волоски щекочут ей ладонь, а затем дотронулась до густых волос, словно мех покрывающих низ его живота.

— Муни, ты так поздно лег вчера, — прошептала она, не отрывая губ от его шеи. — А я так хотела тебя. О чем ты так долго говорил со своим двоюродным братом?

Накануне она слышала их голоса далеко за полночь; вся родня улеглась, а они все говорили. Она лежала и с нетерпением ждала, когда же муж поднимется в спальню; временами она задумывалась над тем, во что может обойтись Муханнаду приглашение в дом человека, отвергнутого семьей, а значит — открытое неповиновение воле отца. Позапрошлой ночью Муханнад посвятил ее в свои планы, которые осуществил прошлым вечером. Она мыла его в ванне. А потом, когда она натирала его лосьоном, он тихонько рассказал ей про Таймуллу Ажара.

Ему плевать на то, как отнесется к этому старый пердун. Он позвал двоюродного брата, чтобы помочь распутать дело, связанное со смертью Хайтама. Ажар активно защищал гражданские права пакистанских иммигрантов. Об этом Муханнад узнал от одного из членов «Джама», который слышал выступление Ажара на собрании пакистанцев в Лондоне. Он говорил о законодательстве, о ловушках для иммигрантов — легальных и нелегальных, расставленных с учетом их национальных традиций, о предвзятом отношении к людям иного цвета кожи со стороны полиции, адвокатов, судей и присяжных. Муханнад и сам знал об этом. И как только полиция признала, что смерть Хайтама последовала не в результате несчастного случая, он сразу же обратился за помощью к кузену. Ажар может помочь, сказал он Юмн, когда она закончила с лосьоном и стала расчесывать ему волосы, и Ажар поможет.

— В чем, Муни? — спросила она, чувствуя внезапное беспокойство, что этот неожиданный помощник может расстроить ее собственные планы. Ей так не хотелось, чтобы время и голова Муханнада были заняты смертью Хайтама Кураши.

— Проследить за тем, как эта чертова полиция ищет убийц, — ответил Муханнад. — Они, конечно, попытаются повесить это дело на кого-нибудь из азиатов. А у меня нет желания оставаться безучастным зрителем.

Его слова обрадовали Юмн. Его решимость всегда приводила ее в восторг. Она и сама была такой же. Она и словами и жестами выражала покорность свекрови, как того требовал обычай, и в то же время с величайшим удовольствием и исподтишка делала Вардах такие пакости, на какие только была способна. От ее цепких глаз не укрылась гримаса черной зависти, исказившая лицо Вардах, когда Юмн с гордостью объявила о своей второй беременности спустя всего двенадцать недель после рождения первого сына. И она не упускала ни единого случая с гордостью похвастаться перед свекровью своей плодовитостью.

— А он такой же умный, как ты, мери-джан? — спросила она. — Мне кажется, что он совсем на тебя не похож. Такой невзрачный какой-то, маленький человечек.

Ее пальцы двинулись дальше, зарылись в густые вьющиеся завитки. Юмн чувствовала, как ее желание разгорается все сильнее. Оно стало настолько сильным, что справиться с ним можно было только одним способом.

Но ей хотелось, чтобы он первым выразил желание. Юмн знала, что если она не возбудит его сегодня утром, он будет искать этого в другом месте.

Такое уже случалось, и не однажды. Юмн не знала имени женщины или женщин, с которыми она вынуждена была делить своего мужа. Она знала лишь то, что они существуют. Она всегда притворялось спящей, когда Муханнад покидал по ночам их кровать, но когда он, уходя, закрывал дверь спальни, она приникала к окну. Юмн прислушивалась к звуку мотора его машины, доносившегося с конца улицы, куда Муханнад, чтобы не нарушать тишину, отгонял ее, толкая руками.

Но в те ночи, когда Муханнад покидал ее, она лежала без сна, всматриваясь в темноту и медленно считая про себя, чтобы как-то отвлечься от мыслей, а заодно и убить время. А когда он перед рассветом возвращался и осторожно укладывался под одеяло, она принюхивалась, стараясь учуять запах секса, понимая, что запах его измены причинит ей такие же муки, как если бы она увидела все своими глазами. Но Муханнад был достаточно благоразумен. Он не давал ей конкретного повода для упреков. Поэтому она могла использовать в борьбе с неизвестной соперницей только то единственное оружие, которое у нее было.

Она провела языком по его плечу.

— Какой мужчина, — прошептала Юмн.

Она нащупала его член, твердый, готовый к работе. Обхватив его, она начала ритмично сжимать и разжимать пальцы. Ее груди прижимались к его спине. Губы двигались — она шептала его имя.

Наконец он пошевелился. Его рука сжала ее кисть, их сцепленные ладони задвигались быстрее.

В спальне слышалось лишь учащенное дыхание, а дом между тем наполнялся звуками. Захныкал младший сын. Послышалось шлепанье сандалий: кто-то шел по коридору второго этажа. Из кухни донесся голос Вардах. Салах с отцом говорили о чем-то вполголоса. Из сада слышалось пение птиц, а откуда-то издалека, с улицы, доносился лай собак.

Вардах, конечно, разозлится, что жена сына не встала пораньше и не приготовила Муханнаду завтрак. Эта старуха уже никогда не поймет, что есть другие дела, куда более важные, чем завтрак.

Бедра Муханнада начали непроизвольно двигаться в судорожном ритме.

— Подожди, подожди, — сказала она, не отрывая губ от его спины. Юмн сбросила с себя простыню, которой они укрывались. Подняла ночную сорочку и, широко расставив ноги, села на него. Муханнад открыл глаза.

Он крепко сжал ее руки. Она смотрела на него. Часто и прерывисто дыша, она спросила: — Муни, мери-джан, тебе нравится так?