Число Приапа - Дарья Плещеева

– С профилем?

– Да, деточка, это был профиль «народной девушки», а вокруг него все вырезано. Глупая идея, но люди хотели украсить себя чем-то таким, настоящим… Анисимов постарел, ушел на пенсию. Он был хорошим человеком, он вывел меня в люди. У них с сестрой была всего одна дочка. То есть моя племянница. Она сейчас в Москве. Мы иногда звоним друг другу. У меня была интересная жизнь, деточка. Я много чего перепробовал, и все у меня получалось. А когда Анисимов умер, оказалось, что у сестры будет совсем крошечная пенсия, ведь она никогда не работала, была домохозяйкой. Она решила продать картины, которые он собрал. Я ей сказал: тебя обманут, я сам их продам. Так я занялся этим делом. Как теперь говорят – бизнесом. На старости лет это очень хорошее занятие. Но знаешь, деточка… мне все чаще снятся братья, Рудольф и Ян… Оказывается, во сне я помню их лица, во сне я их узнаю в любой толпе… да, в любом обличье… а наяву я бы их не узнал, ведь фотографий не осталось, все погибло… Проснешься – и такое болезненное ощущение пустоты… Мы с сестрой сразу после войны не стали возвращаться в родные края, зачем? Родителей нет, братьев нет… о смерти родителей мы узнали благодаря Анисимову… Мы так решили – незачем. А вот теперь я думаю – надо бы попробовать узнать, куда подевались Вецозолс и Тирумс. Они ушли оттуда вместе с немцами. Это сестра узнала. И есть такие варианты. Они могли попробовать отплыть из Вентспилса…

– Куда? – спросила Тоня.

– Ты не знаешь, куда отплывали из Вентспилса и с курляндского побережья? А про Курляндский котел ты слышала?

– Что-то слышала, – Тоне страх как не хотелось признаваться в своей исторической безграмотности.

– Когда в октябре сорок четвертого Советская армия взяла Ригу, в Курляндию кинулись спасаться те, чья совесть нечиста, и еще творческая интеллигенция. Деточка, я к интеллигенции себя не отношу. Я простой парень, которому повезло с воспитателем. Сейчас Анисимова, если бы он был жив, называли бы оккупантом. Он не был оккупантом, он просто хозяйственник, которому сказали: езжай туда, делай это. Строй дома, ликвидируй разруху. В Вентспилсе собрались люди, которые хотели убраться подальше. Одних увезли последние немецкие корабли, другие на рыбацких лодках переправились на Готланд и оттуда – в Швецию. Многие погибли. Вецозолс и Тирумс или лежат на дне морском или успели уплыть в Германию и там попали в американскую оккупационную зону, или оказались в Швеции. Но если они живы – они могли дать знать о себе родственникам. Не сразу, через десять лет… И они, скорее всего, взяли новые фамилии. Батлер – очень распространенная фамилия, отчего бы ее не взять? А в Канаде поселилось много таких изгнанников, и они там вместе празднуют Лиго… Я понемногу расспрашивал людей. Нашлись такие, кто видел Вецозолса и Тирумса в Вентспилсе. С ними был один человек по фамилии Павулс – как он к ним пристал, один Бог знает. Видно, он был не в меру разговорчив, и они обратили на него внимание. Он в начале октября сорок четвертого года, когда уже было ясно, что Ригу вот-вот возьмет Советская армия, упаковал свое имущество и вывез в Курляндию, потом вместе с ящиками оказался в Вентспилсе. А в ящиках были старые картины, гобелены и янтарь. Павулс собирал янтарь, у него были редкие коллекционные экземпляры с насекомыми. Мне Круминьш рассказывал – у него был уникальный янтарь с какой-то невероятной доисторической блохой, она там сидела, как живая, этот кусок стоил бешеных денег. Так вот, весной сорок пятого его в Вентспилсе еще видели. А куда Павулс делся потом – никто не знает. Мне кажется, что так и остался лежать в курляндской земле. Теперь понимаешь, почему меня так заинтересовал канадский коллекционер, у которого есть старые картины, имеющие отношение к нашим краям?

– Теперь понимаю.

– Если правда нужна хоть одному человеку… Впрочем, вряд ли она была бы нужна мне, если бы не родители, Рудольф и Ян. Те, у кого нет в роду таких покойников, с чистой совестью отказываются от правды. А я вот помню, что мою латышскую семью предали латыши. Знаешь, этим тетушкам из Музея оккупации было бы очень трудно заморочить мне голову. Но я туда не хожу. Я слишком уважаю Анисимова, мир его праху, чтобы туда ходить…

– Не надо все это раскапывать, господин Хинценберг, – серьезно сказала Тоня. – Тех Вецозолса и Тирумса скорее всего уже нет в живых. Вы подумайте, самому молодому из легионеров, которые шестнадцатого марта ходят к памятнику Свободы, уже под девяносто. Мало ли кто мог унаследовать коллекцию?

– Да я понимаю… но хочется знать… – антиквар вздохнул. – Как будто мне от этого станет легче…

– Лягушка? – вдруг спросила, прислушавшись, Тоня.

– Лягушка, которая страдает бессонницей, – ответил он. – Прыгнула в воду, вот и получился плюх. Это с ними случается.

– Нет, там не лягушка… – вдруг прошептала Тоня.

Хинценберг прислушался, поднеся к уху ладонь.

– Тебе померещилось, деточка.

– Нет, не померещилось.

Несколько секунд они молчали, прислушиваясь.

– Ему тут нечего делать, – сказал Хинценберг. – На что ему машина, которая увязла в канаве? Он уже далеко.

– А если он думает, что я его видела и могу узнать?

– Ты видела силуэт в темноте.

– Он ж не знает, что я без очков – как старая бабка, чуть ли не наощупь хожу!

– Все так плохо, деточка? – забеспокоился Хинценберг. – Что же ты раньше не сказала? Мне еще по карману оплатить операцию! И тебе даже не придется выходить за меня замуж…

Тут антиквар схватил эксперта за руку и потащил прочь от машины.

Тоня поняла – он тоже услышал подозрительный шум.

– Господин Хинценберг, мы в темноте свалимся в какую-нибудь яму, – прошептала она. – И мы не знаем, куда идти…

– Нам нужно пересечь этот пустырь, только пересечь. Где-то там – бивуак землекопов… Ох, нет, туда нельзя… если они – дружки Гунчи, мало ли что… А где патрульная машина? Так, дуб – вот он, Сергей побежал примерно туда…

– Господин Хинценберг, успокойтесь, я сейчас позвоню Сергею, у меня сохранился его телефон!

– Умница, деточка! И у меня сохранился! Звоним!

– Но не разом! Ой…

– Что?

– Он же в машине, на полу…

Тоня была истинным чадом своего времени – оставшись без мобильника, она вдруг ощутила себя осиротевшей.

– Так я позвоню, но не будем стоять, уходим, уходим… Если с тобой что-то случится, он меня убьет.

– Кто?

– Сергей.

– Да он вам спасибо скажет, господин Хинценберг.

– Сергей? Сергей! – закричал в микрофон Хинценберг. – Немедленно возвращайтесь! У нас проблема! Проблема, говорю! Да, немедленно! Это важно! Труп подождет! Ему спешить некуда!

– Слышите? – Тоня дернула антиквара за рукав. – Нет, вы слышите? Он что, свалился в канаву?

– Черт знает что. Идем отсюда, деточка, идем навстречу Сергею.