Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб

Несмотря на часы, проведенные в детстве с монахинями церкви святого Патрика в Бруклине, Сэнди не верила в благосклонного Бога, готового поприветствовать ее, и не знала, что случится с ней после смерти. Но при этом она четко осознавала, что хочет оставить после себя.

Во время многочасовых допросов и требований сделать ложные заявления о ее фильме и работе, которую она выполняла в Нигерии в течение последних пяти лет, Сэнди не прекращала думать о своем трехлетнем племяннике. Она знала, что ложное свидетельство, скорее всего, станет для Адама одним из немногих источников информации о работе тети и смысле ее жизни. Она смотрела в лицо похитителям и продолжала защищать свою миссию в Нигерии.

Через несколько часов после того, как сообщения были отправлены, сенатора США Марию Кантуэлл разбудили посреди ночи. Несмотря на поздний час, она немедленно включилась в дело. Ее команда должна была убедить Госдепартамент, что информация исходит из надежного источника, что граждане США подвергаются смертельному риску в Лагосе и что каждая секунда на счету. Очень трудно перевести дело на высший уровень, но, к счастью, им сопутствовала удача.

В сыром бункере зазвонил телефон Сэнди. Охранники посмотрели на похитителя, и он, ко всеобщему удивлению, передал трубку Сэнди. Это была представительница американского консульства. Она задала Сэнди несколько простых вопросов о ее физическом состоянии и местонахождении, а затем попросила передать телефон главному похитителю. Сэнди передала телефон охраннику. Тот выслушал, фыркнул, положил трубку и отдал несколько приказов своим людям. Через несколько минут они исчезли.

Через полчаса нигерийский военный отряд вошел в бункер и отвез их в военную тюрьму в Абудже. Прежде чем съемочную группу вернули домой, глава нигерийской разведки пригласил Сэнди к себе в кабинет и, откинувшись на спинку стула и жуя сигару, рассмеялся: «Вы, должно быть, очень знамениты в Америке». Она продолжала смотреть на него, сбитая с толку столь беззаботной откровенностью. Все еще смеясь, он рассказал, какой политический вес потребовался, чтобы вовремя отыскать их и вернуть под опеку США. Глава разведки явно был удивлен, что Сэнди выберется из его коррумпированной страны живой.

Дома история Сэнди стала главной новостью. Через неделю она послала нигерийского друга в гостиничный номер, чтобы вернуть файлы и закончить фильм. Ее усилия стали последним толчком к принятию Сенатом законопроекта о перераспределении расходов многонациональных компаний в странах, где имеют место вооруженные конфликты. Теперь правительство имело возможность своевременно получить сигнал, если корпорации начинали вооружать ополченцев или совершать что-либо столь же вопиющее.

Когда Сэнди закончила рассказ, свечи превратились в огарки, а вино иссякло. Все замолчали на мгновение, обдумывая ее слова. Из рассказа Сэнди можно многое почерпнуть, и все старались уложить это в голове. Прежде всего, ясность, которую она обрела на пороге смерти, и ее желание оставить память о жизни, прожитой бескорыстно. Это действительно повторяло кредо Стюарта Бранда[62], который заявлял: «Мой клиент – цивилизация».

* * *

Когда Бад еще был маленьким мальчиком, живущим близ лесов Иллинойса, он коллекционировал найденные исторические объекты. Стоит только вспахать поле – и новые сокровища попадали в его руки. Так родилась любовь к археологии на всю жизнь. Бад никогда не переставал пополнять коллекцию – сначала как рейнджер парка, а затем как владелец антикварного магазина. К моменту его смерти в коллекции были такие вещи, как бутылки опиума, плетеные корзины, глиняная посуда, африканские бусы, рыболовные снасти, сувениры из национальных парков и старинные ловушки для уток.

Эмили познакомилась с Бадом только в колледже. Он с женой Эвелин были близкими друзьями бабушки Эмили, которая настояла, чтобы внучка встретилась с ними. Эмили изучала археологию, и бабушка знала, что ей придется по душе хобби Бада.

Во время первой встречи Бад привел Эмили в комнату, заставленную от стены до стены антикварными шкафами и полками с его обширной коллекцией. «Это было похоже на археологический музей с открытым хранилищем», – восхищенно описывала комнату Эмили. Бад вносил в каталог каждый предмет из коллекции, старательно записывая год их поступления и тип объекта, присваивал им товарный номер.

Он достал некий предмет из шкафа. «Ты знаешь, что это такое?» – спросил он, показывая ей зеленоватый каменный инструмент, который относился к очень древней традиции.

«Фольсомская традиция?» – спросила Эмили. Она угадала. Бад был крайне впечатлен, что девушка распознала свидетельство этой древней североамериканской культуры.

Между студенткой и восьмидесятилетним стариком быстро завязалась дружба. Он пообещал показывать ей коллекцию, когда Эмили будет приходить. «Самое странное, что у него там было, – вспоминала она, – это человеческий позвонок с воткнутым в него наконечником стрелы. Бад подобрал его где-то в пустыне».

Эмили еще училась в колледже, когда Бад и Эвелин спросили, не согласится ли она стать попечителем их имущества. «Я тогда плохо понимала, что это значит, – вспоминала Эмили, – но осознавала, как важно для них получить мое согласие. Я сказала «да».

Эмили чувствовала, что семьи Бада и Эвелин не разделяют их интереса к коллекции, поэтому пара волновалась, что их наследие останется неоцененным, когда их не станет. Что до Эмили, то она не думала об этом, пока не умерла Эвелин, а следом за ней, спустя несколько лет, Бад.

Я спросил Эмили, почему Бад не раздал коллекцию при жизни. Она сказала, что для него это были слишком памятные вещи, чтобы расставаться с ними. Бад помнил, где и когда нашел их, ему нравилось обладать ими. Эмили чувствовала, что он хотел бы отдать все это в какое-нибудь образовательное учреждение или археологический музей. Туда, где о коллекции будут заботиться, где она будет использоваться для обучения.

«Коллекционеры, – задумчиво заключила Эмили, – часто считают себя дворецкими при своей коллекции».

* * *

Один из самых удивительных моментов в истории Люси и Пола Каланити – это рождение Элизабет Аркадии Каланити (она же Кади) всего за два года до смерти Пола. В тот период он уже был на терминальной стадии рака. Как Пол иронично писал в книге «Когда дыхание становится воздухом» (Breath Becomes Air), «это было то, чего мы хотели всегда, – приставить еще один стул к нашему обеденному столу». Я спросил Люси о том, как было принято это решение. «Мы знали, что это чистое безумие, – ответила она. – Мы понимали, что ждет Пола, что рак, скорее всего, заберет его. Очевидно, что тут требовалась вся семейная поддержка, которую только можно получить, и готовность к неопределенности.