Вечный шах - Мария Владимировна Воронова

а в отношении! Это ведь даже мило, — прочитать запоздавшее письмо вместе, но жестоким и холодным людям, к сожалению, недоступны подобные переживания. Или еще показательный пример, можно сказать, вопиющий случай.

«Интересно, — хмыкнула про себя Ирина, — почему тетки за сорок так любят это выражение? Мама им кидается направо и налево, чуть что не так, у нее сразу вопиющий случай, директриса сегодня употребляла, теперь вот эта мадам. Вопиющий, слово-то такое…»

— Что смешного я сказала? — вдруг рявкнула Искра Константиновна, и Ирина поспешно стерла с лица действительно неуместную улыбку.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Знаете, как-то не хочется откровенничать, когда чужая боль для вас хиханьки да хаханьки.

— Искра Константиновна, вы обязаны давать показания, это ваш гражданский долг, — мягко заметила Ирина, — я хотела вас приободрить, вот и все, а если вам показалось, что я над вами смеюсь, прошу прощения. Это не так.

Свидетельница поджала губы.

— Продолжайте, пожалуйста, — кивнула Ирина и хотела добавить «про вопиющий случай», но испугалась, что расхохочется в голос, если произнесет это вслух, и тогда ей точно несдобровать. Жалоба в самые высокие инстанции обеспечена.

— Так что ж… Много было эпизодов, но вот показательный. Вдруг Виктории взбрело в голову, что нужна новая форма, хотя старая была еще очень приличная. Мои родные дети никогда себе не позволяли требовать, а этой вынь да положь! И наплевать, есть в семье деньги или нет, человек просто в ум не берет, что могут быть более важные расходы, чем обеспечивать ее персону. В классе над ней, видите ли, смеются! Нет, каково! Я в ее годы вообще в перелицованном мамином платье ходила, а эта требует! Разбирается еще, главное, что хочет со стоечкой, а не с отложным воротничком, и юбка в складку ей не нравится, гладить трудно. Мне денег не жаль, но уже из принципа отказала, ведь если ребенку во всем потакать, то что из него вырастет? Нельзя потворствовать капризам! Если тебе что-то трудно, значит, ты этого не умеешь, поэтому сделай не один раз, а сто раз, и станет легко. Наука никому еще не вредила.

Ирина с тоской и стыдом вспомнила про чудесную юбку-шотландку, очень красивую и модную, но по большей части висящую в шкафу именно потому, что ей лень разгладить складки.

— Ну попросил ребенок обновку, ничего особенного, — сказала Шарова.

— Не попросил, а потребовал! Притом нагло! Но это еще полбеды. Когда я отказала, знаете, что она заявила? Посмотрела на меня так, что мне стало страшно, и обещала написать на меня донос, что я ее сиротскую пенсию трачу на себя! Можете себе представить? В таком возрасте и уже полноценный шантаж!

— И что вы сделали?

— Я решила ее проучить. Бросила ей в лицо деньги и перестала с ней разговаривать. Мои дети в таких случаях через день уже просить прощения прибегали, а этой хоть бы хны. Рванула в магазин и купила себе форму, какую хотела, и ходит, радуется.

«Ну и сила духа у девочки», — подумала Ирина с восхищением.

— Разумеется, спускать это было нельзя, я сдала форму обратно в магазин и попыталась до Виктории достучаться, объяснить, что хорошее отношение важнее денег и вещей, что быть доброй и послушной девочкой гораздо важнее, чем щеголять в красивой одежде, что нужно уметь понять, когда ты не права, и попросить прощения, — но все без толку. Она устроила форменную истерику, вопила как ненормальная, требовала вернуть ей новую форму или отдать ее в детский дом. Естественно, я не собиралась делать ни того, ни другого, но Виктория объявила голодовку, тогда я поняла, что просто не справляюсь. Когда у ребенка такой трудный характер, его воспитание лучше доверить квалифицированным педагогам. Оставлять девочку дальше у себя было бы с моей стороны просто безответственно, безалаберно и нехорошо прежде всего по отношению к Вике. Я бы не сумела исправить ее характер так, чтобы ей было легко в дальнейшей жизни, а под воздействием грамотных специалистов у нее был такой шанс. Мы не отказывались от нее, пожалуйста, готовы были забирать на выходные и на каникулы, а что она предпочитала оставаться в интернате, то уж не наша вина.

— То есть вы с ней мало общались?

— Повторю, не по нашей вине. Она сама отстранилась, вообразила себе всякие ужасы, будто я о ней плохо заботилась, хотя это было совсем не так. Я искренне хотела принять ее как родную дочь, но увы, все мои потуги разбивались о патологический склад ее личности. Не удалось достучаться. Я думала, будет лучше, когда она поступит в институт, повзрослеет, какая-то мудрость появится, но, к сожалению, я ошиблась, стало только хуже. После окончания школы я готова была вновь принять ее в свой дом, несмотря на то, какую невыносимую обстановку она умела создать. Я готова была мириться с тем, что она будет натравливать всех членов моей семьи друг на друга, все же Виктория была еще очень молодая, чтобы жить одной, но она опять стала буквально шантажировать меня.

— Чем? — удивилась Ирина.

— Что, если я не отпущу ее жить самостоятельно в родительскую квартиру, она потребует освободить жилплощадь по суду.

— А там кто-то жил? — встрепенулась Шарова.

Искра Константиновна бросила на нее испепеляющий взгляд:

— Естественно, нет!

«Ну естественно, — хмыкнула про себя Ирина, — отселила ты туда взрослую дочь или сдавала хату, пока подопечная в интернате была. Чего скромничать, все так делают. Только кто-то деньги за съем кладет ребенку на книжку, а кто-то нет».

— Мне было очень жаль девочку, — вздохнула Искра Константиновна, — я убеждала ее, что она еще слишком молодая, чтобы жить одной, но Виктория была непреклонна, и я отступила. Всю жизнь сторонилась этих низких судебных дрязг.

— Похвальная позиция, — процедила Ирина, — и как дальше складывались ваши отношения?

— Да никак. Она только с праздниками нас поздравляла, и то для того, чтобы прийти салатиков поесть.

— То есть она с вами не делилась подробностями своей личной жизни?

Голубева нахмурилась:

— Вроде бы говорила, что скоро выйдет замуж за влиятельного человека…

— Называла имя?

— Нет, да я особо и не вслушивалась. Она была из таких, что соврет — недорого возьмет.

На этом Искра Константиновна покинула свидетельское место, оставив Ирину в некотором недоумении, зачем было вообще ее вызывать. Только подтвердить, что Ткачева имела проблемы по части психики? Так и это особо не удалось, многие дети ведут себя так в переходном возрасте, у Ирины с сестрой тоже бывали острые моменты, когда они мечтали попасть в интернат, а сестра так до зрелых лет мучилась вопросом, почему муж с женой