Станционный смотритель. Долг платежом красен - Григорий Шаргородский

Это, конечно, интересно, но ведь не подойдешь, не спросишь – не заводил ли он недавно знакомство со странными дамочками. Да и самому нужно об этом думать поменьше, а то, как выразился Коршун, недолго и кукухой поехать. Пока с возникающими проблемами, пусть даже созданными искусственно некими недругами, удается справляться. Вот и будем исходить из того, что наша компания – орешек крепкий и особо переживать не стоит.

– А теперь пошли вон с глаз моих! – закончил свою речь Захар, нервно сверкая глазами.

Но, когда последний дружинник выбрался из подземного помещения, старик устало присел на раздолбанный резиновыми пулями ящик.

То, что все же просочилось через его защиту, дало мне возможность провести простейший анализ.

– И что это было, дядька Захар?

– Хитрая задумка, – не стал отнекиваться инструктор, – от которой нам обоим вышла только польза.

– Ну не знаю… – потирая ссадину на скуле, сказал я.

– Зато я знаю, – более строгим голосом ответил Коршун. – С Хорошавиным ты бы по-любому схлестнулся, но бог знает где и с непонятными последствиями, а тут все вышло у меня на глазах и под моим контролем. Да и мне было полезно напомнить этой своре, кто здесь медведь, кто куница, а кто белка тупая.

– Надеюсь, белка – это не обо мне, – со вздохом сказал я, присаживаясь на лежащее колесо от броневика.

– Не, – хмыкнул Захар, – ты что-то типа бобра, которого нужно пару раз ткнуть палкой, чтобы он начал кусаться.

Мы втроем рассмеялись, скорее, чтобы сбросить напряжение, чем оценивая незамысловатую шутку старика.

– Кстати, – встрепенулся он. – Мне кто-то обещал пир горой да с медовухой.

– Было дело, – кивнул я.

Действительно, после посещения Горхрана как-то постоянно не получалось посидеть со стариком. То у него дела были, то у меня.

– Может, сегодня? – спросил он. – Устал я что-то и телом, и душой. Расслабиться нужно.

– Не вопрос, – отреагировал я.

А чего мяться? Медовуха в подвале, точнее, в его закрытой от Барабаша части. А супруги Чо упомянутый пир горой организуют, даже не запыхавшись.

Так оно и вышло. Захар резко свернул свой рабочий день, поломав при этом кучу графиков, и, когда мы доехали до нашего дома, стол уже был накрыт. При этом загрузка яствами только начиналась. В общем, живший кучу лет бирюком Коршун был впечатлен.

Я давно уже начал замечать, что сложившаяся в нашей маленькой коммуне обстановка очаровывала людей своим уютом и простотой нравов. На эту удочку попались и молодой истинный боярин, и старый маг-инструктор. Да что уж там, я и сам прожил без этого большую часть жизни, поэтому получаю удовольствие не меньше размякшего старика.

Если честно, я думал, что батоно Леван и Анджей вовлекут Захара в свою компанию, но получилось по-другому. Выползший из подвала на запах еды, а главное, медовухи Барабаш сначала сцепился с Захаром по поводу какого-то непонятного артефакта, а через полчаса они уже болтали, как закадычные друзья. Из их разговора лично мне была понятна от силы третья часть сказанного.

В общем, все прошло насыщенно и по-домашнему. Приехавшая с работы Эльвира влилась в эту обстановку так же органично, как порция взбитых сливок смешивается с хорошим кофе. Обстановка была настолько умиротворяющей, что мы с Элей не стали устраивать постельное родео, а просто уснули в обнимку, словно прожили вместе пару десятков лет.

Даже не знаю, что так повлияло на меня – слова Захара, сказанные под рюмку с медовухой, или достойный ответ, который мы с Баламутом дали мстительному дружиннику, но рассвет следующего дня я встречал в каком-то совсем новом состоянии.

Да, возможно, и стычку на Полигоне тоже организовала таинственная незнакомка, но жить в постоянном ожидании очередного подвоха мне надоело. За окном шикарная суббота, солнечная и задорно-морозная, у Эли выходной, так чего киснуть дома?!

– Пора, красавица, проснись, – начал я тормошить спящую подругу, не удержавшись от цитирования классики.

– Не хочу, отстань, – начала отбиваться Эля, но утро уже было поздним, так что сон с нее слетел, и наша притворная борьба стала боле активной.

– А чего хочешь? – заметив ее игривый прищур, я добавил: – Ну, после того, о чем ты подумала.

– После того, о чем мы оба подумали, – с улыбкой поправила она, – хочу на каток. Ты когда в последний раз катался на коньках? Только давай без этого цыганского табора. Только ты и я.

Эля разволновалась, как девчонка. Оно и неудивительно. В запретах и сдерживании есть своя прелесть. Нарушая запреты или просто в момент их снятия испытываешь необычайную остроту ощущений.

– Хорошо, только ты и я. – Мне и самому передалось ее возбуждение. – А на катке я не был с четырнадцати лет. Причем в тот день упал раз десять и решил для себя, что это не мое.

– Я тебя научу, – еще больше воодушевилась Эльвира.

– Ох, не знаю, староват я для такого дела. И не факт, что все получится.

– Ничего страшного, зато я посмеюсь, глядя, как ты падаешь. Это очень весело.

Интересно, почему мне вдруг расхотелось ехать на каток?

После того как мы наверстали упущенное вчера, был легкий завтрак, который Эля приготовила сама. Тетушка Пин немного поворчала, но больше для порядка. Я чувствовал, что такое поведение лекарки ей нравится.

Светлую атмосферу на кухне немного взбаламутил своим беспокойством Гена, выскочивший как чертик из табакерки.

– А куда это вы собрались? – с подозрением спросил он, покосившись на приготовленный Элей омлет.

Вид у моего друга был чуток помятый и расхристанный. Видно, что он одевался впопыхах, почувствовав через браслет мои намерения слинять из дома.

Интересно, а зачем он вообще нацепил наруч? Судя по состоянию моего друга, они с Гретой тоже не мультики смотрели с утра пораньше. Похоже, он снимает его только в самые интимные моменты, а затем тут же цепляет артефакт обратно, чтобы не упустить появления угрозы для своего кореша.

И это, если честно, не совсем хорошо. Так что мой утренний настрой и желание Эльвиры пришлись очень кстати.

– Успокойся, мы просто решили съездить на каток.

Гена вздохнул и с сомнением посмотрел в сторону, где в их комнате осталась Грета.

– Возвращайся к себе. Сами управимся.

– Как это сами? – встрепенулся мой друг.

Вот в этом и заключается проблема. И на станции, и в Китеже мы жили в постоянном ожидании этих самых проблем. Да, на то были и по-прежнему имеются веские причины, но так жить нельзя.

– И что теперь, подставляться и бегать? – начал злиться Гена, а когда я попытался успокоить его, он огрызнулся: – Не дави на меня.