Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

Вероятно, на основании этой переписки немцы заключили, что в лице прапорщика Ермоленко они имеют крупного и влиятельного представителя целой политической партии, и решили воспользоваться им… с целью добиться: 1) смены Временного правительства и, в особенности, ухода министров Милюкова и Гучкова; 2) отделения от России Украины в виде самостоятельного государства; и 3) наискорейшего заключения мира России с Германией…

По указанию германских офицеров Генерального штаба, которые инструктировали прапорщика Ермоленко, он должен доносить и получать от командированного ими одновременно с ним в Россию украинца Скоропис-Иолтуховского, имеющего ту же задачу от немцев и получающего из Германии деньги через Стокгольм от некоего Свенсона, находящегося в германском посольстве.

По объяснению тех же германских офицеров, после Берлинского съезда социалистов, происходившего с участием Ленина и Скоропис-Иолтуховского, Ленин был ими командирован с теми же целями и задачами. Деньги Ленину привозят командируемые им в Стокгольм лица, через которых он держит с Берлином связь. Ленин и Скоропис-Иолтуховский должны быть по своей работе в контакте между собой, так же, как и прапорщик Ермоленко с Иолтуховским. В случае измены делу прапорщик Ермоленко приговорен к смерти…

Прилагаю при сем документы, полученные от прапорщика Ермоленко, который временно задержан в Могилеве.

Уважающий Вас

<подпись> А. Деникин».

Как «истинный русский патриот» и «честный гражданин», Антон Иванович Деникин не мог отослать начальству важную, но малоубедительную бумагу, не внеся в нее соответствующих коррективов. А ведь именно таким, не совсем серьезным, могло получиться донесение, если бы оно полностью составлялось на показаниях, данных 28 апреля 1917 года (по старому стилю, указанному в документах) прапорщиком Ермоленко сперва штабс-капитану Пичахчи, а затем в тот же день на дополнительные вопросы — начальнику разведывательного отделения штаба Верховного Главнокомандующего полковнику Терехову.

Даже человеку, далекому от разведывательной работы, пространные откровения Ермоленко, порой увлекательные, порой наивные и смешные, а еще чаще противоречивые, могли показаться надуманными. Да и сам бывший военнопленный с довольно-таки условным званием прапорщика обязан был вызвать у сведущих людей подозрение. В протоколе допроса, зафиксированного, как сказано в документе, «согласно личному приказанию старшего адъютанта разведывательного отделения» штаба 6-й армии, штабс-капитан Пичахчи отметил, что допрошенный им прапорщик Ермоленко к своим показаниям о пребывании в плену и вербовке его германской разведкой приложил также «подробное донесение» о том, как был взят в плен. Это «донесение» на 39 страницах, озаглавленное «Описание военных действий 7-й роты 16-го Сибирского стрелкового полка», было приобщено Александровым к делу. В нем значилось, что в ноябре 1914 года Ермоленко, по его же словам, «был в схватке оглушен ударом, должно быть приклада, по голове, обезоружен и обобран…» Но в удостоверении, подписанном младшим врачом 16-го Сибирского полка Раевским и тоже приобщенном к делу, как вещественное доказательство, записано: «…прапорщик Ермоленко в бою с германцами в деревне Каменка 7 ноября был контужен осколком снаряда в правый (неразборчиво, возможно — „бок“. — Авт.) и левую ногу…» Если учесть, что эта справка оформлена и подписана 20 ноября, т. е. когда Ермоленко уже две недели находился в плену, то непонятно, для кого она составляется и почему ее подписывает русский врач, бывший сослуживец Ермоленко. Зачем бы германское командование уполномочивало русского эскулапа явно извращать «диагноз» Ермоленко? Почему встречаются разночтения о месте сомнительных ранения или контузии? Штабс-капитан Пичахчи зафиксировал, что это произошло «в бою под Лодзью, в м<естечке> Ржгов», а во врачебной справке — в деревне Каменка. Еще больше дыму на свое «боевое прошлое» Ермоленко напустил на допросах, производимых уже Александровым, в частности 10 и 11 июля. Так, он сообщил, что на действительной военной службе никогда не состоял и во всех военных кампаниях (с китайцами, японцами, а потом и с немцами) побывал добровольно. Причем для участия в войне с Германией получил личное приглашение командира 16-го стрелкового полка. В этом случае фамилию командира он называет Рожанский, ну а в упоминавшемся «Описании военных действий 7-й роты…» — Демаскин.

Русскую контрразведку и опытного военачальника Деникина, конечно же, должен был насторожить и такой факт в показаниях Ермоленко. Сообщая о дислокации вражеских войск, готовящихся нанести удар по Киеву, он якобы «в Бяле на пересыльном пункте видел команды (численностью в 20–50 человек), следующих полков…» И вслед за этим идет перечисление номеров полков общей численностью около 90. Если и предположить, что Ермоленко обладал феноменальной памятью, то каким образом могло дислоцироваться столько частей в одном районе? И насколько необъяснимой свободой действий он мог располагать на немецкой передовой линии фронта, чтобы собрать подобные сведения. Ну а задания, которые он получил от «германского правительства» (выражение Ермоленко), — и вовсе анекдотичны. Большей частью они похожи на мюнхгаузеновские побасенки.

Несомненно, что первый вопрос напрашивался сам собой: почему немцы выбрали для такой важной роли именно Ермоленко и почему так доверились ему? В приводимом уже донесении Деникина Керенскому указывается, что немцы ошибочно посчитали его популярным украинским деятелем, приняв не за того Ермоленко. Если даже и допустить, что это было так, то «ошибка» обязательно раскрылась бы, когда дело дошло до конкретного задания и переправки «агента» через линию фронта. Ведь было известно, что германский штаб очень серьезно относился к вопросам организации разведывательной и контрразведывательной работы и таких вот «ошибок» не допускал. Кроме того, реальный, а не вымышленный и действительно известный украинский националист, которого Ермоленко связал с собой и Лениным «шпионством в пользу Германии», — Скоропис-Иолтуховский заявил, что украинский деятель по фамилии Ермоленко ему неизвестен. Тогда есть основания считать Ермоленко подставным лицом. Но только кто его «подставил»: германский или русский генеральные штабы?

В протоколе допроса, составленного штабс-капитаном Пичахчи, и в ответах Ермоленко на дополнительные вопросы полковника Терехова, т. е. в материалах, на основе которых Деникин готовил свое донесение, «второй Ермоленко» не упоминается. Причина же вербовки объясняется наивно просто. В декабре 1915 года старший в лагере военнопленных офицеров, где находился Ермоленко, генерал-майор Лагунов предложил прапорщику — мастеру на все руки «устроить театр или кинематограф». Ну а тот, «имея опыт в постройке театра и устройства сцен», поставил дело на широкую ногу.[132]Правда, немецкие власти, по его словам, сами построили театр и сцену. Ермоленко лишь осталось сколотить две труппы (малороссийскую и великорусскую), вести постоянные разговоры с немцами о делах театра, выписывать для репертуара пьесы, журналы, книги. Все это обратило на него внимание германской разведки. Вот какое заключение сделал сам Ермоленко: «…так как я пользовался некоторой популярностью в лагере среди наших офицеров, то, я думаю, мне поэтому и было предложено комендантским адъютантом лагеря Мюндена обер-лейтенантом Шонингеном[133]поехать в Россию в целях пропаганды идеи скорейшего заключения мира и отделения Украины от России».