Дорога камней - Антон Карелин

— Ну как? Нравится? Милый братик, ну что ты. Ты слишком бледен. Не отводи своих колючих глаз. Должна же я покапризничать перед тем, как сдаться? Эй, отвечай, должна?..

— Боги...

— Что с тобой, парень?.. Эй, что с тобой?!.

— Твои глаза. Глаза. Они сверкнули, как будто... как будто звезды, отражённые в ночной воде. Перед грозой.

— Ерунда какая. Ты вовсе не это хотел сказать. Не про грозу. Ну-ка, говори!

— Вы любите странные истории, госпожа?

— О, оживился, смотрите. Обожаю странные истории. Я их собираю и коплю. Я люблю их. Они составляют соль жизни на земле и на небесах. На всех небесах.

— Моя история очень странная, госпожа. Она о несчастной любви.

— Я помещу её в рамку и повешу у Девятых Врат.

— Я расскажу вам её.

— Давай же!

— Кто Чёрный? Как получить ответ?

— Дьявол, да ты же искушаешь меня, мой братик! Меня!..

— Я готов и на многое другое, Грета. Готов почти на все. Мне нужно знать.

— Рассказывай историю.

— Я влюбился в наследную Принцессу Империи, Катарину дель Грасси, и она любила меня. Недолго. Затем она решила отомстить мне за что-то или почему-то наказать. Или, быть может, я просто стоял между её стремлениями к чему- то, что после моей смерти или изгнания она надеялась получить. Так или иначе, мне пришлось бежать, а моя мать умерла.

— Почему ты молчишь, Грета?

— Ты спал с Катариной дель Грасси? Нет, правда, ты был с Ней?! О-о, братик, я снова серьёзно недооценила тебя... Но какова ирония... Как странно. Ты в самом деле хочешь получить ответ?

— Хочу.

— Действительно любой ценой?

— Да.

— Подойди. Не бойся. Красивый ножик, правда? Замечательный крис. Не смотри, что такой маленький, если нужно, он может стать очень большим. Я всего лишь отрежу прядку твоих волос. Возьму капельку крови. Так банально... Это и будет плата... Не шевелись... Вот так. Хорошо. Нет, она не будет течь. Можешь отойти. Эй! Чёрный! Эй!

— Выйди! Пусть он спросит тебя. Он имеет право спросить.

— Ты сама рассудила так?

— Твой голос что-то особенно глух... мой господин. Да, я сама рассудила так. Ну посмотри на него, вглядись в его душу, разве ты не видишь — ему нужно знать.

— Что с того?..

— Я многое отдал за это, Чёрный.

— Человек.

В голосе его слышалось презрение, сухое, как угасающий ветер над растрескавшейся пустынной землёй.

Даниэль молчал, не опуская глаз, чувствуя, как холодная свежесть реки колышет его длинные волосы. Как безлико и легко смотрят на него эти невидимые глаза. Он хотел знать. Ему было нужно.

Кажется, Чёрный отчётливо и легко увидел все это. Он выпрямился и неожиданно заговорил. Странная речь его лилась плавно и ритмично, словно песня; Даниэля охватила дрожь при первых же словах, ещё до того, как он понял их суть, — от одного только ритма и тона...

* * *

— Солнце поблекло для света, раз уж глазам не дано видеть лучи и заветы тех, чьи слова — как пшено.

— Ах... Ты давно не говорил стихами... мой господин.

— Мир вокруг слишком прост, Грета.

— Открой мальчишке тайну. Она канула в прошлое давным-давно, эти чёртовы шесть лет назад. Если его отец был связан с Империей, она присвоила все себе, и ты не сможешь выручить из рассказа ничего.

— Я не боюсь потерять возможное. Он просто не стоит того, чтобы знать... Ты опускаешь глаза, Грета? Ты столь быстро сдалась?

— Господин Чёрный...

— Что?

— Я понимаю. Для вас, и для мира вообще — я никто. Я как песчинка у вас под ногами, камень у дороги, в вашей власти растоптать меня, взметнуть с пригоршней пыли или оставить там, где я лежу. Я не достоин и не недостоин. Я — ничто. Я часть мира вокруг вас, и если вы скажете мне все, не изменится ничего; вы скажете не пылинке, не камню, а целому миру, — и сможет ли пылинка сделать хоть что-то, что может повредить вам и вашим делам?.. Господин?..

Молчание длилось два удара сердца. Затем мощный, завораживающийся ритм и тембр снова поплыли над волнующейся водой.

— Ты к ветру воззвал, что сгоняет сюда чужих облаков золотые стада. Но сможет ли ветер ответить тому, кто пепел земли открывает ему?

«Господин... Чёрный...»

— И будет ли полон золою костёр, погашенный ветром пылающих гор? Погаснет ли солнце, как пламя свечи? Устанут ли звезды?.. Ответь. Не молчи.

— Не молчи, братик мой. Не молчи. Отвечай.

— Я...

— Отвечай, глупый, это твой единственный шанс! Он не говорил стихами уже двести пятьдесят восемь лет!

— Мне б тёмным огнём населить небеса, и время прошедшее скрыть! Но даже во тьме не звучат голоса, стремлюсь их навеки забыть! Но что мне ваш ветер, и что ваш огонь, — на них есть мой холод в руках! Я только хочу, чтобы сгинула боль. Безвестность. Молчание. Страх. Я небу не плачу. Я вас не прошу. Не трачу молитвами свет. Я, выслушав, дальней дорогой спешу. Мне нужен... мне нужен ответ.

— Ты дрожишь. Ты почти что плачешь... Это хорошо. Редко встречается тот, кто способен жить и видеть так, как я. Последний раз уже давным-давно. И только один из недавних, ни рыба ни мясо, ни человек, ни бессмертный — лишь странная серая тварь, встающая из боли и темноты. Возрождённая из сумрака ушедших веков. Твой отец. Тот, что вырвался слишком далеко и отыскал то, что было спрятано не для него. Тот, что шесть лет назад вызвал сражение пяти стихий, пяти равных в могуществе сил, — противостояние Ушедших Высоких, жрецов Алой Госпожи, Тёмного Властелина, Кочевничьих шаманов и самого Императора. Тот, за которого слугами Госпожи была заплачена отчаянно высокая цена и который погиб, оставленный Светлооким, получившим свою плату. Который был выбран до капли и угас. Унеся найденное преждевременно с собой в безвестность и мрак.

— Что это значит? Ответьте, прошу вас!..

— Ты уже получил свой ответ. Большего я тебе не скажу. Лети, пылинка. Лети в свою даль.

— Я... Благодарю вас. Прощайте.

— Эй. Стой, братец. Подожди. Знаешь, почему я все- таки пожалела тебя? Знаешь, почему ты не такой как все?

— Почему, госпожа?

— Ты другой. Совершенно другой. Понимаешь?

— Нет.

— Ты другой.

— Другой?.. Странно слышать от вас... Какой же?

— Отчаянный. Мы, старшие демоны, читаем мысли и чувства смертных, как книгу, в которой нет, кроме них, ничего. Я многое видела, самого странного и страшного для людей, от чего я питалась, любила, зрела и росла. Их мысли и чувства всегда были лакомы для меня, ибо в этом мире властвует зло, и оно есть в каждом из вас. Но ты оказался действительно странный — ты не таков. Увидев тебя, я почуяла боль — сладкую, невыразимую, трогающую сердце боль. Но ты не дал мне насытиться, лишь разжёг мой голод, распалил мою страсть: за твоей болью не было ненависти и желания зла никому. Ты простил того, кто причинил тебе зло, простил всех тех, кто мог тебе помочь, но не помог. Сила твоих чувств такова, что мне стало странно, впервые за долгое время. Я посмотрела — и полюбила тебя. Говорю это не потому, что хочу показаться справедливее или добрее, — я по праву рождения несправедлива к таким, как ты, алчна и зла, в этом весь смысл и все торжество... Но просто мне хочется, чтобы ты шёл дальше. Топтал дороги и видел, как падают камни вокруг. Я многое отдала бы, чтобы увидеть впоследствии, какие из них ты сумеешь собрать. Во что ты превратишься, куда придёшь... Прощай.