Перипетии. Сборник историй - Татьяна Георгиевна Щербина

основательность, проекты, здесь главное лицо – не гений, а куратор, продюсер, ну и удачная реклама, пиар.

Понятно, что все сосуществует одновременно и периоды эти – не только социальные, но и сменяющиеся в течение жизни в самих людях, вопрос в том, что попадает в общее поле: «великий фильм» или «качественный сериал», одиноко мыкающаяся Цветаева или, скажем, проект фем-поэзии. В романтическом времени трудно представить себе спектакль, длящийся два вечера или 24 часа и чтоб на него ломилась публика. Такое было в начале 1970-х (спектакли Брука, Уилсона, Мнушкиной). А недавний мультимедийный проект «Дау» насчитывает порядка 700 часов.

Сериалы существуют, конечно, давно. Но ныне это совсем не те «мыльные оперы» для домохозяек, которые возникали заведомо вне культурного пространства. Таких и сейчас тьма, но речь не о них, а о феномене сериалов, потеснивших книги и фильмы. Люди всех возрастов, от интеллектуалов и снобов до многих миллионов зрителей, делятся впечатлениями о тех или иных сериалах, рекомендуют или ругают, названия у всех на слуху, сериалы получают премии, их рецензируют, СМИ постоянно публикуют сериальные рейтинги – социальное поле стихов, романов, фильмов несравненно скромнее, тут у каждого свой выбор, почти интимный. В различных текстах эпизоды из сериалов, имена героев (какой-нибудь Фрэнк Андервуд) приводятся как нечто всем известное, иногда кто-то признается: «Я единственный, кто не смотрел „Игру престолов“». И даже как-то неловко написать: «Я тоже». Одни говорят, что «Игру в кальмара» надо непременно смотреть, другие – что это зря потраченное время, «хотя затягивает». И вот этот самый кальмар обошел по популярности (да, и цифры о количестве просмотров СМИ публикуют) престолы, которые за десять лет собрали 16,9 миллиарда просмотров, а тут за месяц-другой – 17 миллиардов. Население Земли – почти 8 миллиардов человек (век назад, к слову, было 2 миллиарда, а два века назад – 1), и если вычесть из него совсем малых детей, то получится, что сериал посмотрели все по два-три раза. Ни один фильм и ни одна книга не могут похвастаться таким единением человечества. Суммарный тираж самой популярной серии книг о Гарри Поттере – около 500 миллионов экземпляров, и это за двадцать лет. Опять же, обратим внимание – не одна книга, а сериал, как и самый тиражный российский книжный сериал про Фандорина Бориса Акунина. Но и то – как написал недавно Сергей Чупринин, изучавший книжный рынок: «Тиражи книг упали с 11 млн экземпляров (Акунин) в 2005 до 285 тыс. в 2021, примерно в 100 раз». А сериалы только набирают вес.

Помню, как в начале 1970-х меня, десятиклассницу, отчим взял в гости к своему приятелю Михаилу Анчарову. Это был довольно известный бард – родоначальник авторской песни (первая была написана им в 1937 году), автор повести «Теория невероятности», и как раз тогда шел сериал по его сценарию, «День за днем». Первый сериал на советском телевидении. Это я сейчас прочитала в «Википедии», так-то забыла название, но помню, что он резко обвалил «акции» Анчарова в глазах интеллигенции. Типа, «наш» Анчаров продался голимому советскому стандарту «борьбы хорошего с лучшим». И отчим в тот вечер корил его за это, а Анчаров показывал ему огромные мешки, стоявшие у него на видном месте, – мешки писем от благодарных зрителей. Сейчас, опять же, прочла, что количество писем, полученных создателями того сериала, стало рекордным за всю историю телевидения. «Понимаешь, – говорил Анчаров отчиму, – мои песни знают, может, сотни людей, а здесь – сотни тысяч писем, и смотрят сериал миллионы». Сегодня, кажется, Анчарова не помнят ни в каком качестве, вот разве что одну, совсем не бардовскую его песню из того самого сериала – «Стою на полустаночке», которую пела Валентина Толкунова. Но из круга авторской песни Анчаров исчез именно тогда, после сериала. И даже я, знавшая его лично, в 1978 году, когда работала в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» и затеяла там антологию авторской песни в виде вклеенных в журнал голубых пластиночек, о нем не вспомнила. Родоначальницей жанра мы коллективно посчитали Аду Якушеву, и далее тоже никто Анчарова не называл.

Недавно беседовала по скайпу с писателем Сергеем Юрьененом, живущим в США, с которым мы не разговаривали тридцать лет – с тех пор как я перестала писать для его радиопрограммы «Поверх барьеров», он, впрочем, давно уже и сам не работает на «Свободе», пребывающей ныне в звании иноагента. И что же спрашивает меня Сергей: «Какой сериал сейчас смотришь?» Даже не сомневался, что я смотрю сериалы, причем нон-стоп. Я смотрю, да, но в сравнении с большинством – довольно редко. Как увижу в «Фейсбуке» очередное «порекомендуйте сериал», сотни комментариев и все всё уже видели, поражаюсь тому, что пишут это не праздношатающиеся граждане, а очень даже занятые, много работающие люди.

Так что в них, в этих сериалах?

Первое, наверное – точка притяжения на следующий день. То есть живешь ты свою жизнь, а закончив дела, переходишь к другой жизни, тоже своей, но как жизни в гостях. Если в гостях не понравилось, уходишь, а если понравилось, зависаешь на неделю, месяц, а то и просидишь всю ночь, потому что не оторваться, как некогда, бывало, на тех самых «московских кухнях» – неостановимый разговор, дружба/любовь.

Понятно, что пандемия усилила сериальный эффект сидением дома. Но и до нее сериалы стали феноменом, и смотрели их запоем. Это наши «вторые жизни» в зависшей бесконечности, в которой не сказать, что ничего не происходит – очень даже происходит, но не то, что хотелось бы. В России и Беларуси понятно – давилово самодержавия, но еще и распри по всем вопросам, в разных странах свои и не только по конкретным поводам (насилие, феминизм, коррупция, бедность, неравенство, несвобода, небратство, еще и антиваксеры добавились), а глобально. Ярость и депрессия, ярость и депрессия. Но жизнь, все более становящуюся прокрустовым ложем, можно выключить и погрузиться в сериал. Именно погрузиться – фильм погружения не дает, вспыхнул и погас, а тут – как с родными людьми, в большой семье, изо дня в день. И еще сериалы стали зеркалом.

Возьмем хрестоматийный «Карточный домик». Тут президент США – отъявленный мерзавец, благодаря чему и становится президентом. Можно сказать, что этот сериал обозначил постепенно происходящий поворот от сакрального отношения к президентской должности до пренебрежительного. В прежних американских фильмах, где одним из персонажей был Президент (так, с большой буквы), он всегда был «отцом нации» и тем, кого при разных бедствиях нужно было спасти в первую очередь. В реальности первым, поставленным под сомнение, был Ричард Никсон (Уотергейт),