Проклятый дар - Кристина Кашор

Из ее глаз лились слезы, но причиной были не слова По, а факт, который Катса отказывалась признать, сидя перед ним. Она встала.

— Мне нужно уйти.

Он вскочил на ноги.

— Нет, Катса, пожалуйста.

— Я буду недалеко, По. Мне просто нужно привести в порядок мысли так, чтобы ты их не слышал.

— Мне страшно, что ты уйдешь и не вернешься.

— По. — Это, по крайней мере, она могла сказать наверняка. — Я вернусь.

Мгновение он молча смотрел на нее.

— Знаю, сейчас ты в этом уверена. Но вдруг ты уйдешь подумать и решишь, что единственный выход — оставить меня.

— Не решу.

— Я не уверен.

— И не можешь быть уверен, — кивнула Катса. — Но мне нужно побыть наедине с собой, и, поскольку я отказываюсь тебя бить, тебе придется отпустить меня. А когда уйду, придется просто мне довериться, как сделал бы любой другой человек, не наделенный твоим Даром. Как я всегда доверяюсь тебе.

По снова посмотрел на нее этими беззащитными печальными глазами, вздохнул и опустился на землю.

— Чтобы остаться наедине со своими мыслями, — проговорил он, — тебе придется идти не меньше десяти минут.

Десять минут — она даже не подозревала, что его Дар видит так далеко. Но об этом придется подумать как-нибудь в другой раз. Скрываясь за деревьями, Катса чувствовала его взгляд у себя на спине. Она ощупью продвигалась вперед в поисках темноты, отдаленности и уединения.

Оказавшись в одиночестве, Катса села на пень посреди лесной чащи и разрыдалась. Она плакала так, словно ей разбили сердце, и удивлялась, откуда, когда двое любят друг друга, может взяться вдребезги разбитое сердце.

Нельзя было любить По, и это было ясно. Ведь она никогда не станет его женой. Нельзя было вырываться из когтей Ранды, только чтобы снова отдать себя… принадлежать кому-то, подчиняться ему, делать его центром своей вселенной. Не важно, как сильно она его любит.

Во тьме сандерского леса Катса осознала три истины. Она любит По. Она хочет По. И она никогда не согласится принадлежать никому, кроме себя самой.

Через некоторое время она двинулась обратно к лагерю. Она так ничего и не решила, и спать ей не хотелось. Но она знала, что По не уснет, пока ее нет, а ему нужно было набраться сил.

Он не спал, а, лежа на спине, глядел на полумесяц. Катса подошла, села рядом, и По, ничего не говоря, ласково посмотрел на нее. Глядя ему в глаза, она открыла свои мысли, чтобы показать, что чувствует, чего желает и чего не может сделать. Он сел и долго смотрел ей в лицо.

— Ты ведь понимаешь, я бы не ждал, что ты изменишься, если бы мы поженились, — сказал он наконец.

— Наш брак изменил бы меня, — ответила она.

Он посмотрел ей в глаза.

— Да. Я понимаю.

В огонь упала ветка. Никто долго не говорил ни слова.

— Мне кажется, то, что мы не можем пожениться, не значит, что мы не должны быть вместе, — нерешительно начал По.

— В каком смысле?

На мгновение он опустил голову, а потом снова поднял на нее глаза.

— Мне все равно, кем я буду для тебя, я — твой, — сказал он так просто, что Катса даже не почувствовала смущения. Она посмотрела ему в лицо.

— И что из этого выйдет?

— Не знаю. Но я тебе доверяю.

Катса заглянула в его глаза.

Он отдавал ей себя. Доверял ей. И она так же доверяла ему.

Она не раздумывала о таком варианте, пока рыдала в одиночестве в лесной чаще. Ей даже в голову это не пришло. А теперь его предложение висело в воздухе перед ней и ждало, что она протянет руку и примет его. И то, что уже стало простым, ясным и успело разбить ей сердце, вдруг снова оказалось запутанным и сложным. Но и окрашенным надеждой.

Возможно ли стать его любовницей и по-прежнему принадлежать самой себе?

Вот в чем был вопрос, и ответа Катса не знала.

— Мне нужно подумать, — сказала она.

— Думай здесь, — попросил он, — пожалуйста. Я так устал, Катса. Я сразу усну.

— Хорошо, — кивнула она. — Я останусь.

Потянувшись, он смахнул слезу у нее со щеки.

Прикосновение кончиков его пальцев отозвалось где-то у основания позвоночника, и Катса попыталась побороть это ощущение, скрыть его от По. Он лег, а она встала и направилась к дереву, до которого не доставал свет костра. Катса опустилась на землю, прислонившись к стволу, и, не отрывая взгляда от очертаний тела По, стала ждать, когда он уснет.

Думая о возможности таких отношений, Катса чувствовала себя так, словно только что нашла на теле незамеченную до того конечность — еще одну руку или ногу. Ощущения были незнакомые, и она исследовала их, как делала бы это с обнаруженным случайно лишним пальцем.

Ее замешательство несколько облегчало то, что любовником будет По. Представляя себе По и не останавливаясь на слове «любовник», Катса настолько освоилась с этой идеей, что даже решилась задуматься о том, каково будет лежать в его постели, но не быть его женой. На размышлении потребовалось больше одной ночи. Они, как прежде, ехали по сандерским лесам и, как прежде, болтали, отдыхали и разбивали лагерь. Вот только молчание стало чуть более напряженным, чем до того, да еще Катса порой срывалась с места, чтобы остаться наедине с собой и поразмыслить в одиночестве. Они прекратили тренировки, потому что Катсу смущали его прикосновения. А По не давил на нее, не навязывал ничего, даже разговора, даже своего взгляда.

Путники двигались так быстро, как только позволяла дорога, но чем дальше, тем все больше она походила в лучшем случае на тропинку, вьющуюся по заросшим оврагам и меж таких огромных деревьев, каких Катса не видела никогда в жизни. Стволы этих деревьев были шириной с корпус лошади, а ветви стонали высоко над головой. Иногда приходилось низко пригибаться, чтобы не запутаться в густых зарослях виноградных лоз, свисающих с ветвей. Чем дальше они продвигались на восток, тем круче дорога шла в гору и тем гуще лес оплетала сеть ручьев и потоков.

По крайней мере, местность давала По возможность немного отвлечься и развеяться. Он постоянно вертел головой во все стороны, широко раскрыв глаза.

— Какой глухой, какой нетронутый этот лес. Ты когда-нибудь видела такое? Он прекрасен.

Прекрасен и полон зверей, которые как раз отъедаются на зиму. Здесь легко было охотиться и найти убежище. Все бы хорошо, но Катса почти физически ощущала, что лошади продвигаются так же медленно, как ее раздумья.

— Мне кажется, пешком мы бы шли быстрее, — заметила она однажды.

— Когда придется оставить лошадей, тебе еще будет их очень недоставать.