Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский

у вас все прошло, если ты что-то задумал, предупреждаю: даже не пробуй.

— Ну да, ну да. В тюрьму посадить, убить.

— Алиса там? Слышит тебя?

— Да, но не думаю, что поняла.

— Все она понимает, и ты это знаешь. Ты мужик или нет, ты можешь пока ничего не обсуждать при ней? Я скоро буду.

— Не волнуйся, ничего лишнего. И у тебя осведомительница тут, если что, доложит.

— Вот именно!

Антон, закончив разговор, с улыбкой посмотрел на Алису и развел руками: извини, что при тебе пришлось вести такие разговоры.

А Людмила Васильевна обиделась:

— Я извиняюсь, Антон, но вы не надо меня такими формулировками называть. Я тут не осведомляюсь, а работаю, хотя и по-соседски. И к вам я хорошо отношусь, но Настя тоже имеет право быть в курсе, учитывая, что у вас ситуация неоднозначная, я сама не хочу к вам тут присутствие иметь, но уж так получается!

И всосала в рот воздух вместе со скопившейся во время длинной речи влагой.

Антон прошел в зал, сел на диван, а Алиса устроилась с ногами в кресле. Людмила Васильевна поместилась в другое кресло, в углу, под торшером и, надев огромные очки, взялась за прерванную работу — подшивала лямку-держатель к полотенцу. Работая, посматривала на панель телевизора, висящую на стене. В кухне обычно тоже включен телевизор. И в квартире Людмилы Васильевны, Антон как-то заходил к ней, устранял с помощью вантуза засор в ванной, тоже два телевизора, в кухне и комнате. Для многих современных людей телевизор стал чем-то вроде аквариума, они редко сидят и целенаправленно смотрят его, но он, как и аквариум, создает ощущение какой-то жизни рядом с тобой, какого-то движения, и ты не чувствуешь себя одиноким.

Сейчас в телевизоре обсуждали красивенькую молоденькую девушку, показывали ее фотографии — то на яхте с толстым господином, то в клубе с молодым человеком сомнительной ориентации — у него были накрашены глаза и губы, то на широкой постели, где она лежала голая, спиной к камере. Наверное, это была юная грешница, брачная аферистка или любовница за деньги; собравшиеся в студии гневно осуждали ее, обвиняли в чем-то, девушка отнюдь не оправдывалась, напротив, выглядела уверенной и самодовольной. Один только раз вспылила, отчитывая какую-то багровую от возмущения толстощекую тетку, и вид у девушки в этот момент был такой, будто ее незаслуженно оскорбили (да, троих обманула и пятерых ограбила, но что я чужого котенка с лестницы сбросила — неправда ваша!), и девушка даже глаза, взмокшие от обиды, трогательно вытерла ладошкой, но тут же после этого заулыбалась и пришла опять в превосходное расположение духа. Она наслаждалась тем, что в центре внимания, что ее видит вся страна, ее веселил бессильный гнев аудитории. Публика сидела на расстоянии друг от друга, некоторые были в масках, и это придавало судилищу одновременно и зловещий, и комический вид.

Всего-то ничего Антон жил вне дома, а комната казалась какой-то иной, не такой, как раньше, хотя ничего не изменилось. Изменился сам Антон, был хозяином, стал гостем, а гости иначе на все смотрят и иначе все оценивают. Обои, казавшиеся голубоватыми, выявились серым оттенком, шторы старомодные, тяжеловесные, плинтуса надо было прибить или приклеить не пластиковые, а деревянные — соединительные уголки пластиковых кособочатся, отстают, зияют щелями…

При Людмиле Васильевне говорить ни о чем не хотелось. Минут пять прошло, а Антон молчал, и Алиса молчала, и Людмила Васильевна молчала, только иногда неодобрительно качала головой, осуждая происходящее в телевизоре.

Алиса вдруг встала и пошла в свою комнату.

Пошел за нею и Антон.

Вошли, Алиса закрыла двери и повернула защелку замка.

— Мама велела, чтобы ты не закрывалась! — закричала Людмила Васильевна.

— Достала, — прошептала Алиса отцу. — Я закрываюсь, а она стоит и подслушивает, что говорю. Будто я написать не могу.

Алиса устроилась на кровати, где у нее были телефон, планшет, наушники, провода зарядок, а Антон сел за ее стол. Вспомнил, как собирал этот стол, у которого все детали были отдельно, и один из полозков для ящика Антон привинтил неправильно, пришлось перевинчивать, тогда было досадно, даже немного злился на себя и на конструкторов мебели, а сейчас — приятно вспомнить.

Если Людмила Васильевна и подслушивала за дверью, то слушать было нечего. Антон чувствовал непривычную неловкость, будто не виделся с дочерью целый год. Надо спросить ее хотя бы о школе, подумал Антон, глядя на тетради и учебники, но тут Алиса сама спросила:

— А елка будет?

— Елка?

— Ну да. Двадцать девятое уже. Обычно мы раньше.

Да, обычно они заказывали и ставили елку за неделю до Нового года. Антон обращался в одну и ту же фирму, у них были сосны, к которым и Антон, и Настя привыкли в Саратове, сосны густые и высокие, под потолок. А в этом году не подумали. Понятно почему — елка вещь семейная, а семьи уже нет. Но елка еще и для детей, а ребенок есть, и ребенку нужна елка в любом случае.

Антон нашел в телефоне елочную фирму, позвонил, спросил, есть ли елки, то есть сосны, и могут ли привезти сейчас? Ответили: да, есть срочная доставка, машина как раз ездит по городу и там есть лишние сосенки на такой случай, можем доставить около двенадцати, не поздно?

— Не поздно, — ответил Антон.

И опять надо о чем-то говорить с Алисой, но про школу уже не хочется. И опять Алиса выручила:

— Так вы чего решили?

— Мама тебе не говорила?

— Говорила, что мы где-то под Москвой будем жить. Все время, что ли? Я про себя имею в виду, я как? Все время с ними или с тобой тоже?

— Со мной тоже. Если хочешь.

— Хочу. А это где?

— Недалеко.

— А школа там есть?

— Школы везде есть.

— Я буду в разные школы ходить?

— Тебе не нравится?

— Наоборот, прикольно. Мне все равно.

— Разве ты к своей школе не привыкла? К своему классу?

— Не очень. Нет, привыкла, но так. Все равно же мы в школе не общаемся почти, некогда. Мы потом.

— В сети?

— Ну да. А в сети можно где хочешь. Хоть вообще в другом городе.

В другом городе, подумал Антон. Взять и увезти ее в Саратов. Подальше от этой Москвы. И от матери. И от чужого мужика. Который наверняка жулик и вор, потому что все, кто сидят на таких местах, жулики и воры.

Вот оно. Само нашлось. Железный аргумент.

И, когда приехала Настя, когда выпроводили Людмилу Васильевну, когда сказали Алисе, что хотят поговорить и