Голубь и мальчик - Меир Шалев

— Тебе скоро четырнадцать. Надо поставить ее перед фактом. Поезжай в Тель-Авив и сам привези ей своих голубей.

Малыш выбрал и пометил шесть уже повзрослевших голубей, начал тренировать их специальным образом, и дядя запустил их для него из Тверии, из Афулы, из Хайфы и из Тель-Авива. Один из них не вернулся, а еще одного Малыш забраковал, потому что, несмотря на хорошую скорость, этот голубь не спешил войти в голубятню. Через четыре месяца он объявил: «Мы готовы», — и сказал, что хочет поехать в Тель-Авив и отвезти этих четырех голубей Девочке.

Дядя пытался устроить ему поездку в кибуцном молоковозе, но место уже было заказано и занято. Малыш не согласился ждать. Он хочет выехать немедленно. Ему уже исполнилось четырнадцать лет и четыре месяца, и нечего за него бояться. Дядя дал ему немного денег и сказал:

— До Афулы ты как-нибудь доберешься, купишь билет на поезд до Хайфы, а там родственники посадят тебя на автобус.

Малыш положил своих голубей в специальную соломенную корзинку с крышкой и ручкой, а в наплечный ранец упаковал еду и воду для себя и для них. С восходом солнца он вышел на дорогу и остановил возницу, который ехал в Тверию, чтобы продать там фрукты и купить товары. Возле Киннерета возница остановил для него знакомую машину — директора школы из Явнеэля, а в Явнеэле директор послал его — предварительно отчитав за пропуск уроков — во двор одного из крестьян, где можно было поесть и переночевать в обмен на помощь в сортировке и упаковке миндаля.

— Миндаль — самая лучшая пища для мужчины в пути и женщины в положении, — сказал ему хозяин. — Возьми себе в дорогу, он хорошо насыщает, и его легко нести.

Наутро его забрал водитель грузовика из местных черкесов, давний знакомый хозяина миндальной рощи. Это был худощавый человек, весь из глаз и усов, который, к облегчению Малыша, не проявлял склонности к беседе с пассажиром. Выражения, сменявшие друг друга на его лице, свидетельствовали о том, что он предпочитает разговаривать сам с собой. У Малыша было время полюбоваться видами, поразмышлять и прийти к выводу, что тоска, с которой он борется, и мысли, которые его не покидают, и желание опять видеть и слышать, прикасаться и ощущать и так до бесконечности — всё это как раз то, что люди постарше называют любовью. Нет другой возможности и нет другого толкования, потому что уж если это не любовь, тогда что же она такое? Какими иными признаками она проявляется?

Грузовик напрягался на крутых поворотах, пока наконец не одолел долгий подъем. Перед глазами Малыша проплыл плавный колокол горы Тавор, а за ней веселая вершина Гиват-а-Море. Ему казалось, что его тело — маленькая точка, которая медленно ползет по земному шару, и это движение приближает его к любимой. Голубиная корзинка вдруг сдвинулась с места. Голуби затрепыхались внутри, и он встрепенулся вместе с ними. Вблизи Кфар-Камы водитель вдруг громко произнес: «Здесь мой дом!» — и снова умолк. Малыш сошел и продолжил свой путь, где пешком, где на случайных попутных телегах с фуражом, а где на грузовиках с молоком и овощами. В те времена земля была пустынной, движение медленным, а расстояния — большими, и на тот путь, который я сегодня проделываю на «Бегемоте» за каких-нибудь двадцать минут, Малышу понадобилось целых полдня. В Афуле двое парней пригласили его на стакан газировки, поговорили с ним о голубях, а когда он, распрощавшись с ними, пошел на станцию, то обнаружил, что они украли у него деньги, которые дал ему дядя. Он немного посидел на скамейке возле вокзала, с корзинкой на коленях и колотящимся от страха сердцем, а потом решился и сел без билета на поезд, идущий в Хайфу.

Вскоре его поймали. Контролер потребовал у него двух голубей, если он хочет ехать дальше. Малыш умолял, отказывался, почти плакал. Контролер схватил его за воротник и пригрозил выбросить посреди пустынных просторов Изреэльской долины. Он испугался. Перед тем он видел компанию орлов на трупе коровы и сейчас страшился за собственную судьбу. Про себя он уже думал, как запустит голубя к Мириам и как дядя организует его спасение. Но тут над ним сжалилась какая-то незнакомая, странная женщина — худая и высокая голландка, которая сидела у окна вагона и зарисовывала акварелью скворцов и щеглов. Она купила ему билет и сказала на незнакомом языке, что понимает, зачем он едет и что у него спрятано в этой корзинке.

В Хайфе Малыш пошел к родственникам, и они отправили его со своим приятелем, старым английским инженером, который собрался этой ночью в Тель-Авив. Человек этот объяснил, что едет медленно, потому что ночью плохо видит, и попросил Малыша разговаривать с ним, чтобы не уснуть. Малыш боялся, что он спросит о голубях, и старый инженер действительно спросил, и не только спросил, но и проявил познания в двух самых опасных областях — в голубеводстве и в иврите. Поэтому Малыш уже не мог укрыться за своим незнанием английского. Он сказал, что живет в Хайфе, что у него есть голубятня на крыше и что он едет в Тель-Авив, чтобы выпустить своих голубей в воздух — из осторожности он сказал не «запустить», а «выпустить в воздух».

— Интересно, как они находят дорогу домой, — задумчиво сказал англичанин.

— У них есть чувство направления, — сказал Малыш.

— Нет у них его, — сказал англичанин. — Они не могут найти дорогу никуда, кроме как в свою голубятню. Настоящее чувство направления означает умение находить дорогу из любого места в любое место, а главное — в незнакомые места. А возвращение домой, как бы это объяснить тебе, мой мальчик, оно больше похоже на то послушание, с которым все подчиняются силе притяжения. Как река знает путь к морю без карты, как брошенный камень не нуждается в компасе, чтобы упасть обратно на землю.

Когда они пересекли Яркон, на горизонте уже светлело и вдали появились первые огни Тель-Авива. Машина миновала тот загон с лошадьми, откуда Девочка, по ее словам, запускала молодых голубей, и продолжала свой путь на юг, и тогда Малыш попросил выпустить его, выбрав такое место, которое нельзя было бы связать с каким-нибудь конкретным делом или человеком.

— Еще темно, — сказал англичанин, — куда ты пойдешь?

Но Малыш сказал:

— Всё в порядке, скоро рассветет, — и пошел в сторону зоопарка. Дорогу он не знал, но уже издали слышал рычание тигра и голоса просыпающихся обезьян и птиц, которые направляли его шаги. Ворота были закрыты. Малыш уселся возле них, и через полчаса его разбудил толстый сторож, который пришел открывать.

— Я тебя помню, ты работаешь в голубятне Мириам, — сказал он, — твоя приятельница еще не пришла, но заходи, заходи, подождешь ее внутри.

2

Обратно домой, через два дня, Малыш ехал автобусом. В его плетеной корзинке лежали четыре голубя, которых дала ему Девочка. Доктор Лауфер сказал им:

— Любовные послания — это прекрасно, но есть также работа и тренировки. К каждому голубю, которого вы запускаете, привяжите также голубеграмму с данными о времени и о погоде. И не перепутайте наш футляр с вашим пером, потому что тогда мы прочтем, что вы пишете друг другу, кххх… кххх… кххх… А сейчас ты на службе, так что вот тебе немного денег на дорогу и билеты для поездки.