Замок Бландинг - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Фредерик! – вскричал лорд Эмсворт. – Говори! Скажи мне все! Кошки, да?

Лорду Эмсворту казалось, что кошки могут сделать с тыквой что-то страшное и лежат в засаде, поджидая.

Фредди удивился:

– Кошки? Какие кошки?

– Фредерик! Что с тыквой?

В нашем грубом мире есть люди, которых не трогают тыквы. К их числу принадлежал и Фредди. Мало того – он, как правило, отзывался о «Надежде Бландинга» с прискорбной насмешливостью и называл ее «Надди».

– Вроде ничего, – беспечно ответил он.

– Тогда о чем ты говоришь? – вскричал лорд Эмсворт. – Зачем ты сюда приехал? Зачем меня пугаешь?

Осторожно глядя на раскипятившегося отца, высокородный Фредди вынул из жилетного кармана какую-то бумажку.

– Понимаешь, – нервно сказал он, – это записка. Хотел тебе оставить. Ты ее прочитай. Ну, пока!

И, сунув записку несчастному графу, Фредди ушел, а граф растерянно и огорченно смотрел, как он прыгает в кеб. В сущности, его огорчало все, что бы Фредди ни сделал, но больше всего – вот такая загадочность.

Покрутив и ощупав записку, он внезапно понял, что тайна будет меньше, если он ее прочитает, – и надорвал конверт.

Записка оказалась короткой, но интересной.

Клуб консерваторов – здание солидное, но лорду Эмсворту показалось, что оно качается и кружится. Ни одному отцу не понравится такой поступок, и разумно ли ожидать особой радости от того, кому придется до конца своих дней содержать младшего сына с женой, а то и с детьми?

Довольно долго лорд Эмсворт стоял на мостовой. Пешеходы обходили его, собаки обнюхивали. Он никого не видел. Он стоял, дыша, словно рыба, пока не отдышался.

Отдышавшись же, он понял, что ему немедленно нужны цветы и деревья. Грохот машин, жар солнца, камень мостовой мучали его, как кошмар. Он замахал кебу.

– В Кенсингтонский сад, – сказал он, откидываясь на подушки.

Что-то вроде мира и покоя вошло в его душу, когда, расплатившись у сада, он нырнул в прохладную тень. Еще из кеба он видел алые и шафрановые блики, а теперь, свернув с главной аллеи, узрел прекрасные цветы во всей их славе.

– Ах! – выдохнул он, останавливаясь перед целым ковром тюльпанов. Какой-то человек в какой-то форме посмотрел на него с одобрением, а то и с восторгом.

– Ничего погодка, – заметил он.

Лорд Эмсворт не ответил, он не слышал. Забывшись в экстазе, он уже не знал, где он – точнее, ему казалось, что он в бландингском раю; и, словно сеттер, он двинулся к цветам.

Человек в форме – то был смотритель, обладавший всей полнотой власти, – восхитился и тут, узнав родственную душу, он горевал и обижался, когда люди проходили мимо цветов как ни в чем не бывало.

– Ничего по… – снова начал он.

И страшно закричал. Если бы он не увидел, он бы не поверил. Приличный (хотя и неприбранный) посетитель оказался мерзейшим из созданий, опаснейшим из злодеев – тем, кто рвет на газонах цветы!

Судите сами: легко переступив через перильца, он пошел по траве и раньше, чем вы договорили слово «погодка», начал свое темное дело. Два тюльпана он уже сорвал и взялся за третий.

– Эй, вы! – кричал смотритель.

Лорд Эмсворт очнулся и невероятно загрустил.

– Простите, мой дорогой… – сказал он, вылезая обратно.

Смотритель произнес длинную и пылкую речь. Лорд Эмсворт пытался что-то вставить, но тщетно. Угрозы гремели все громче, народу собиралось все больше. И тут раздался еще один голос:

– Что такое?

Власть и порядок материализовались в виде толстого констебля.

Теперь смотритель говорил не как отец, распекающий сына, а как старший брат, взывающий к справедливости при виде того, что творит младший.

– Он говорит, – перевел констебль, – что вы рвали цветы.

– Я его видел! – вскричал смотритель парка. – Вот как вас.

Констебль снова обратился к графу, словно к заблудшему чужеземцу:

– Он вас видел. Вот как меня.

Лорд Эмсворт обмяк и растерялся. Никому не желая дурного, он развязал дикие страсти и думал о том, что несправедливо, когда испытания выпадают человеку, который и так похож на Иова.

Констебль тем временем пососал химический карандаш и сурово спросил, открыв ту записную книжку, перед которой трепещут все шоферы такси:

– Имя, фамилия, адрес?

– Мой… э… дорогой, – отвечал девятый граф, – я, собственно… э… граф Эмсвортский.

Много пишут о неисповедимости толп и чаще всего – преувеличивают. Обычно толпа ведет себя вполне разумно. Когда она видит, к примеру, человека в мешковатых штанах, который рвет цветы с газона, а потом говорит, что он – граф, она смеется.

Констебль не поддержал ее оживления. Губы его горько искривились.

– Не предъявите ли карточку? – спросил он.

Близкие друзья лорда Эмсворта не спросили бы такой глупости. Карточки он терял сразу по приезде в Лондон, правда – после зонтика.

– Я… э… простите…

– Ха! – сказал констебль.

Толпа опять засмеялась, да так обидно, что лорд Эмсворт метнул в нее негодующий взгляд. И в этот самый миг увидел Макалистера.

– Макалистер! – вскричал он.

Дело в том, что к толпе подошли двое: невысокий человек с рыжей жесткой бородой и высокий, властный, красивый, вроде римского императора, если ему надеть очки без оправы.

– Макалистер! – взывал граф. – Дорогой мой, скажите им, кто я!

После того, что было, менее великодушный человек мог бы решить, что это – возмездие. Но не таковы шотландцы.

– Лор-р-рд Эмсвор-р-р-рт, – сказал садовник.

– А вы кто такой? – спросил констебль.

– Я у него р-р-работал, – ответил Макалистер. – В саду.

– Вот именно! – жалобно сказал граф. – Старшим садовником.

Констебль сдался. Возможно, лорд Эмсворт и не был похож на лорда, но Макалистер как нельзя больше походил на старшего садовника. Служитель закона боготворил аристократию и понял, что совершил непростительную оплошность.