Большие каникулы Мэгги Дарлинг - Джеймс Хавард Кунстлер

Они сидели за столом с бутылкой рома, упаковкой из шести банок диетической колы, тарелкой с дольками лайма и хорошей порцией паштета из свиной печени с черносливом. Пока тушилась курица, а время клонилось к ночи, количество паштета уменьшалось пропорционально снижению уровня приличия. Именно начиная с этого момента Мэгги впоследствии с трудом вспоминала происходившее. Было похоже, что Линди пришла домой, но в кухню не зашла. Мэгги слышала, как подъехала машина, открылась парадная дверь, затем раздался смех Линди и послышался мужской голос (Хавьер?). Они поднялись сразу наверх, даже не поздоровавшись. Мэгги, должно быть, выразила свое раздражение по этому поводу. Регги хладнокровно проанализировал происшедшее. Линди, объяснил он, ведет себя с ней, как подростки ведут себя с родителями: Мэгги для нее — враг. Такого в их отношениях еще не было, старалась убедить его Мэгги, наливая еще выпить.

— Люди меняются, — сказал Регги.

С ним было так приятно разговаривать. Он говорил так умно и обнадеживающе. В этом было что-то ужасно привлекательное, даже сексуальное. Она никогда раньше не думала о Регги в этом смысле и сделала вывод, что его сексуальная привлекательность была крайне недооценена. Она, возможно, смогла бы отучить его постоянно носить свитера с V-образным вырезом. В глазах окружающих он казался мягче и круглее, чем необходимо. С эмоциональной стороны он напоминал мощную башню, особенно в сравнении с психологической немощью Кеннета или изнеженностью Свонна.

Что может быть важнее для двух взрослых людей, нежели такой тип эмоциональной и моральной силы? — думала она, находясь в восторженном состоянии после еще одной порции рома. А в Регги оба этих качества слились воедино. К тому же курица, должно быть, уже готова. Ну, мясо еще не отслаивается от костей, как ей нравится, но они так голодны! А кроме того, комната закружилась под ногами…

Когда она проснулась, в голове все просто тряслось. Первое, что она увидела, была голая мужская спина. Она сразу поняла, чья это спина. Хотя совершенно не помнила, каким образом они добрались от кухонного стола до ее постели и что произошло между ними после этого. Единственное, что едва дошло до Мэгги, пробив чувство сильной тоски внутри ее черепа, так это то, что она, без всякой на то необходимости, совершила что-то такое, что усложнит ее существование в дальнейшем. Регги зашевелился. Мэгги едва сдержалась, чтобы не вскочить с кровати. Он перевернулся и, промурлыкав во сне слово, похожее на «дорогая», обнял ее, положив голову ей на плечо. Было что-то одновременно успокаивающе знакомое и отталкивающее в ощущении тепла его мягкого тучного тела и в слабом запахе его одеколона.

— Боюсь, меня сейчас вырвет, — сказала она, и Регги разомкнул руки, выпустив ее на свободу.

Она полетела в ванную комнату, где освободилась от остатков содержимого желудка. Затем она приняла четыре таблетки аспирина, забралась под душ и массировала себе шею и плечи при помощи пульсирующей головки душа столь долго, что вода остыла. Это было своего рода рекордом, если учесть размер бака водонагревателя, который они с Кеннетом установили во время последнего ремонта. Когда дольше тянуть было уже невозможно, она вернулась в спальню. Регги сидел, опершись спиной на подушки. Он выглядел опустошенным. Глаза его блестели, а кончики рта опустились вниз, как у какой-то восточной резной фигурки, изображавшей погубленную душу.

— Аспирин? — спросила она.

Регги отсутствующе кивнул. Она принесла ему несколько таблеток и чашку воды, села на край кровати в своем клетчатом красно-черном халате и принялась заматывать полотенцем голову, чтобы чем-то занять руки, пока он глотал таблетки.

— Это ужасно, — сказал он, допив последнюю каплю воды.

Мэгги вздохнула. На самом деле она не поняла, что он имел в виду. Наверно, это плохо, что они оказались вместе в постели (по крайней мере, она так думала, прочищая себе мозги под душем), но никакой катастрофы, в общем, и не произошло. Не так ли?

— Ничего, переживем, — сказала Мэгги. — На то мы и взрослые.

— И я об этом же, — сказал Регги.

— Ну, брось. Не так уж все и плохо.

— Если бы. Я безнадежно влюблен в тебя, Мэгги. Долгие годы. Но не смел отважиться сказать тебе об этом.

Она снова вздохнула.

— Теперь у нас есть что вспомнить, — продолжил он, глядя вперед, словно в неотвратимость судьбы. — Наша маленькая тайна.

— Не говори так.

— Почему нет? Это же было, да? — спросил он, наконец взглянув на нее. Взгляд его не был сердитым, но в нем было нечто твердое, почти неумолимое. Она поняла, что ей нечем ответить на это. Она заплакала, ругая себя, хотя и осознавала, что это известный женский прием на все случаи жизни.

— Последнее время моя жизнь пошла кувырком, Регги. Со мной просто… все время что-то случается.

Она потянулась к его руке, но он убрал ее. Затем он вылез из постели и начал одеваться, находя предметы своего туалета там, где они были сброшены.

— Я еду домой, — сказал он, надев свитер.

Когда он выходил из комнаты, она осталась на месте, будто парализованная, с влажным полотенцем в руке. Она сидела так еще долго, словно разуверилась в своей способности передвигаться в пространстве, ничего не разрушая.

Теперь Мэгги передвигалась по дому так, будто это была спорная территория, нашпигованная минами-ловушками. Казалось, что заминированы даже ковры. Перспектива вернуться в нормальное состояние забрезжила в ту минуту, когда она поняла, что фотосъемки сегодня не будет. А что будет завтра? Этот вопрос продолжал мучить ее даже тогда, когда Она спряталась, чтобы убежать от неприятно яркого майского утра, в комнате для рукоделия. Даже в этом самом надежном убежище было, тем не менее, что-то (возможно, крепкий английский чай), что продолжало держать ее на грани истерики и в конце концов заставило выбраться из дома на свежий воздух в сад, где можно было поковыряться в земле и рассадить многолетние растения на солнечной стороне за курятником. Она надела шорты цвета хаки, выгодно подчеркивавшие загар на ее ногах, старую джинсовую рубаху (когда-то принадлежавшую Кеннету), завязав ее узлом на талии, и приступила к работе. Как раз в этот момент появился Уолтер Фойерветер, направлявшийся к огороду лекарственных трав с тачкой, полной гранулированной извести. Мэгги вздрогнула.

— Извините, — сказал он. — Я не хотел вас испугать.

Она чуть помедлила, чтобы перевести дыхание, прежде чем ответить:

— Все в порядке. Я сегодня немного не в своей тарелке.

— Редко встречаю вас, — сказал он. Солнце светило как раз над его правым плечом, и Мэгги пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы разглядеть его. Он напоминал фигуру героического рабочего с плакатов 1930-х годов.

— Это год у меня такой… ненормальный, — сказала Мэгги.