Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский

Антип посмотрел князю в глаза, и нож, который он вращал в пальцах, когда говорил, повис неподвижно.

Князь Семен дрожащей рукой вынул из-за пазухи связку маленьких ключей и, почти не разжимая губ, с трудом произнес:

— Я все покажу.

— Это разумно, князь.

Двое людей повели князя Семена к выходу, крепко поддерживая под руки.

Антип сказал принцу:

— Макс, когда князь покажет все, о чем мы его просили, прикажи отвести его вместе с двумя достойными дворянами, которые валяются на полу, в темницу и приковать их всех к стене, да так крепко, чтобы люди, которые через пару дней обнаружат их там, потрудились как следует, разбивая цепи.

В коридоре Семен повстречал Медведева.

Медведев насмешливо поклонился:

— Полдень, князь!

...И в то самое время, когда князя Семена Вельского, как последнего холопа, приковывали к стене в темнице его собственного замка, в большом зале пир стоял горой.

По одну сторону стола, предназначенного для чествования особы королевской крови, сидели Картымазов, Филипп, Настенька, Медведев, Алеша и Сафат, а по другую — Антип, принц Макс, Илейка, Серапион и еще двое старых знакомых по Татьему лесу, и за всю историю замка Горваль не было еще в этом зале пиршества более веселого и радостного.

— А теперь давайте выпьем за Алешу, — поднял чашу Картымазов, — ибо ему мы в первую очередь обязаны нашим спасением!

Алеша опустил голову, потом встал и твердо произнес:

— Антип пожалел меня и сказал неправду. Это не я нашел его, а он меня. В самую важную минуту я, как последний дурак, разинул рот на луну и не успел ахнуть, как меня схватили. Я заслужил наказания, потому что слишком самодовольно решил: все уже сделано, и опасаться больше нечего. Мне стыдно сейчас сидеть с вами за этим столом. Прости, Антип.

Воцарилась глубокая тишина, и в ней прозвучал огорченный бас Антипа:

— Ну вот... Я же тебя просил, Алеша... Зачем ты так..

— Не могу я такого укрыть, — с досадой сказал Алеша Антипу и повернулся к Медведеву. — Я не хочу врать тебе, Василий Иваныч, даже ради Антипа. Это он всех нас спас и меня тоже, потому что не успели его люди отступить со мной, как весь лес вокруг обшарили люди князя. Если бы не Антип, они бы меня схватили...

— Раз уж пошел такой разговор, — сказал Антип, — то никакой заслуги в этом деле у меня нет. Сама мысль освобождения замка Горваль от лишних ценностей возникла значительно раньше, еще задолго до того, как вы здесь появились. И узнав, что вы в плену, я всего лишь на час ускорил начало действия — по нашему плану мы должны были прибыть в замок ровно в полдень. Это во-первых. А во-вторых, я всего лишь вернул Медведеву и его друзьям старый долг. Перед вами, Федор и Филипп, я виноват в том, что малость опустошал ваши запасы в бытность на Угре, а ты, Василий, поступил благородно: как слуга великого князя, ты обязан был сдать меня властям, но ты этого не сделал, и если об этом узнает Иван Васильевич, тебе еще как следует попадет, так что о знакомстве со мной лучше помалкивай; ты еще не знаешь, что такое великокняжеская милость, но с годами поймешь. Так что благодарить меня не за что. Вот и все.

— Антип, — сказал Медведев, — я действительно служу великому князю, но кроме службы у меня есть собственное представление о чести и дружбе. И самому великому князю я не побоюсь сказать в глаза, что ты мне друг и хороший человек, несмотря на твое ремесло. Я хорошо помню все, что ты сказал мне когда-то, и хоть с некоторыми мыслями я не согласен, — считаю твою дружбу честью и не вижу для себя ничего зазорного в том, чтобы поклониться тебе и сказать: спасибо, Антип!

Василий встал и поклонился Антипу.

Его друзья последовали этому примеру, а Настенька, подбежав к нему, поцеловала его в бородатую щеку.

— Да что ж это делается, — пробормотал Антип. — Да вы что, рехнулись все, что ли?! — насмешливо воскликнул он. — Вы только подумайте, что будет с миром, если честные люди начнут кланяться разбойникам! Нет, так не должно быть! У каждою на земле свое место, и каждый должен жить согласно этому месту. Так было и так всегда будет! Но за дружбу — спасибо. Принимаю. А благодарности — нет. Я ни при чем. Все произошло случайно.

— Плохо говоришь! — раздался сердитый голос Сафата. — Ай как плохо! Хороший человек, а говоришь такие слова! Случайно — не бывает. На все — воля Аллаха. Я хотел делать месть князю Семену. Я считал дни. Увидел хороших людей — говорю Аллаху: сделай так, чтобы они освободились, — не буду мстить Семену! Аллах послушал — сразу сделал. Аллах велик! Не хотел моей мести Семену! На все его воля!

— А когда это ты просил Аллаха об этом? — покосился Антип.

— Утром просил. Аллах добрый — сразу сделал.

Антип почесал бороду.

— Жаль тебя разочаровывать, Сафат, но план вашего освобождения был разработан во всех деталях еще вчера ночью...

Сафат, казалось, растерялся и глубоко задумался.

— Послушай, Антип, — сказал Филипп, — я много слыхал о твоих подвигах... Разное говорят про тебя... Но особенно всех удивляет, что ты нападаешь как молния, почти никогда не теряешь людей, даже когда противников в десять раз больше, и что сам никогда не получаешь ни одной царапины. Говорят даже, что тебя заколдовала какая-то старуха и потому не страшен тебе ни лук, ни меч... Да и правда, если бы мне сказали, что ты без единой потери взял почти неприступный замок вроде этого, я бы тоже подумал, что без колдовства здесь не обошлось. Сколько в этих рассказах правды, и как ты все это делаешь?

Антип улыбнулся.

— Я сам и распространяю такие слухи. Именно они и делают меня неуязвимым. Когда я нападаю, противник парализован уже одним моим именем и не может сопротивляться. Но вам, так и быть, я раскрою некоторые секреты нашего ремесла... Дело в том, что у меня, в отличие от многих моих бедных товарищей, которые давно повисли на разных крепостных стенах, башнях и виселицах, есть твердые правила, которым я неуклонно следую. Первое из них — никогда не проливать зря человеческой крови. Что не мешает мне быть иногда свирепым и беспощадным к собственным людям, если они нарушают мои заповеди. Вот, например, незадолго до приезда к нам Медведева один новичок подстрелил в лесу возле «Березок» тяглого мужичка, у которого ничего не было, кроме телеги и топора. В тот же день, в назидание своим татям, я повесил его на том самом дубу, который Медведев, наверно, помнит. Я стремлюсь, чтобы мои люди не трогали бедняков. Конечно, ко мне в отряд приходят всякие... Я пытаюсь обучить их нашему делу, но если они не поддаются, я с ними не церемонюсь. Правда, чаще всего они гибнут сами по собственной глупости, жестокости или ничтожности. Вот были у меня Захарка и Софрон, которых сидящий здесь Медведев отправил на тот свет. Но не появись Медведев, им все равно не протянуть бы дольше двух недель. Я уже это понял. Так вот — мое второе правило — хорошо подготовленные и послушные люди... И, наконец, я никогда ничего не делаю, тщательно не обдумав все детали, и в день какого-нибудь дела никто не притрагивается к выпивке. Это тоже очень важно. Ну и, само собой, справедливый дележ добычи — всем поровну. Вот на этих правилах и строится вся моя работа. Для примера я расскажу вам, как было дело с этим замком, в котором мы сейчас спокойно обедаем. И заметьте — никуда не торопимся, никого и ничего не боимся, хотя в двадцати верстах, в Речице, находятся королевские войска, которые могли бы в полчаса разбить меня наголову. Но когда они узнают о том, что здесь произошло, я буду так далеко отсюда, что им ни за что не угнаться за мной и не найти меня. Когда я появляюсь в новом месте, я не тороплюсь сразу давать о себе знать в окрестностях. Я наблюдаю, выбираю добычу, потом наношу один, но верный удар и ухожу. Меня как будто и не было. Так рождается слава о моей неуловимости. Правда, на Угре я сидел долго — но там мне нечего было бояться. Я нападал на литовскую сторону и понимал, что, пока буду это делать, власти, даже хорошо обо мне зная, закроют на это глаза. Вот, Федор Лукич однажды ездил к великокняжескому наместнику Образцу в Боровск с требованием прислать против меня войска... Так?