Конец пути - Александр Прозоров

— Это было впечатляюще, — повторился Олег. — Даже непонятно, ради чего нужно было вести войны, оживлять мертвецов, если можно просто показать такую воспитательную картинку?

— Мороки умеем ставить мы оба, чужеземец. Я покажу один, брат другой, потом опять я третий… Покажи смертному морок раз пять — и он перестанет опасаться этих безобидных изображений, не будет обращать на них внимание. Мы с Раджафом давно поняли, что мороки нужно приберегать только на крайний случай, использовать как можно реже. Токмо тогда от них польза и случается. То ли дело ребенок мертвый, что домой вернулся. Этого не забудешь, от такого не отмахнешься. Однако же здешнее кладбище пусто. Равно как и в других городах. После первого твоего набега Раджаф полностью вычистил все погосты от мертвецов…

— Кумаи! — вдруг вспомнил Олег. — Если Раджаф ускакал, орел должен его увидеть! Не так уж много тут путников по зимним дорогам скачет. Он один, у него наверняка заводные лошади…

— Я посмотрю, — кивнул мудрый Аркаим. — Но извини, чужеземец, это получится только после рассвета. Хотя ждать уже недолго.

— Ладно, — согласился Олег, глянув на темное, затянутое тучами, небо. — Подождем.

Учитывая недавнее происшествие, горожан особо опасаться не приходилось, и Олег с удовольствием забрался обратно под овчину, прижав к себе горячую невольницу и засунув нос в ее волосы. Спустя минуту он уже опять провалился в глубокий сон. Ему снилось лето, пляж, огромная новгородская ладья, что проплывала вверх по течению мимо поросших розами берегов. На ладье выгибался алый парус с черным восьмиконечным крестом, вписанным в белый круг, из макушки мачты вился сизый дизельный дымок, а за кормой негромко постукивал, вспенивая воду, большущий винт. Волны с шелестом набегали на берег, запах мотора перекрывал сладостный аромат роз… Когда Середин открыл глаза, выяснилось, что стучит не винт, а Любовод, раскалывающий березовые чурбаки на угловатые полешки, что шипят не волны, а тающий в котле снег. И пахнет, естественно, не двигателем новгородской ладьи, а сырыми поленьями, что густо дымили на углях.

— Какой бред, — тряхнув головой, поднялся Олег. — Ладья с дизелем… И ведь не пил же на ночь! Где мудрый Аркаим?

— В городе он, друже. Ему тут клятву верности приносили, ноги целовали, в вечной преданности клялись. Ты все проспал. Ну да ничего. Кулеш сейчас заварим, перекусим, а там и правитель подтянется.

Вода в котле закипела — рабыня сыпанула туда горсть сушеного мяса, принялась строгать сало. В воздухе, заглушая дым, пахнуло яичницей с беконом.

— Больше, больше строгай, — потребовал, ежась, Олег. — А то я вчера ужин упустил.

— Не, больше не нужно. А ну горожане пир в честь нового хозяина устроят? Что же туда — с набитым брюхом идти?

Урсула тем временем убрала нож, зачерпнула в котел еще несколько горстей снега, а когда он растаял, а вода снова закипела, щедро насыпала в варево просяной крупки и тут же сняла котел с огня. Мужчины, прекратив спор, дружно вытащили ложки и придвинулись к угощению.

— Горячий! — предупредила невольница.

— В брюхе остынет, — отмахнулся купец и первым запустил ложку в котел.

Правитель, словно дожидался неподалеку, явился в лагерь, когда путники уже облизывали ложки, чтобы отправить их обратно в чехольчики или завернуть в тряпицы.

— Утро доброе, чужеземцы, — кивнул он. — Ресевцы сказывают, мой брат ускакал от них одвуконь еще вечером, когда они решили волю мою принять. О том, чтобы выдать Раджафа, ничего не замысливалось, но он ускакал. Кумай его на Большом Каиме видит. Вверх по реке уходит брат. В дикие земли.

— Зачем?

Мудрый Аркаим лишь пожал плечами.

— Это он туда скачет, где народ иши обитает? Тот, который мертвых своих всячески прячет от посторонних глаз?

— Да, там. Народ иши по берегам Большого Каима обитает и по лесам округ. Далее, за Уньгойскими горами уже остяков земли начинаются. А коли вниз по реке — то уже югры.

— Подожди, правитель, — мотнул головой Олег. — Вниз по реке — это ведь сюда?

— Нет, чужеземец, ты не понял. За Уньгойскими горами реки уже в другую сторону текут. На север, на восход, на запад.

— Что, во все стороны разом? — усмехнулся ведун.

— Во все стороны, — утвердительно кивнул мудрый Аркаим. — Место там такое. Пуп земли, перекресток миров, середина света. Люди тех мест сторонятся. Сказывают, великая гора, с которой земля начиналась, как раз там стояла, а потом внутрь себя оборотилась. Колдовское место, страшное. Древние силы там по сей день кипят, земля с небом сталкивается, боги мира неземного к нам заглядывают.

— Хорошее место, — кинул Олег. — Надеюсь, эти боги из Вселенной, что существовала до сотворения мира, не захотят помочь твоему брату в его бедах?

— Нет, чужеземец, — покачал головой правитель. — Им нет до нас дела. Они не понимают ни нас, ни наших хлопот.

— Это приятно, — поднялся на ноги ведун. — Коней придется поменять, наши совсем загнаны, им одного дня на отдых мало. Ресевцы дадут нам свежих лошадей? И припасов в дорогу тоже надобно добавить. На одном сушеном мясе мы скоро вконец озвереем. Так… Овчины еще нужны. Две. Зима крепчает, морозы скоро совсем убийственные начнутся. Как бы не замерзнуть ночью. И по попоне на каждую лошадь. Чтобы толстые были, войлочные. Двигаться надо. Твой брат уже и так почти полный день преимущества имеет.

— Раджаф уходит куда-то далеко, чужеземец. Куда-то очень далеко. Я правитель Каима, я не могу бросить свою страну. Да еще на столь долгий срок.

— Так… — остановился Олег. — Ты хочешь сказать, мудрый Аркаим, что мы бросаем погоню? Ты отпускаешь своего брата на все четыре стороны?

— Я сказал то, что сказал, чужеземец. Я не могу оставить свою страну, свой трон на столь долгий срок. До сего дня мы всегда находились в пределах Каима и боролись за его свободу и счастье. Но уходить куда-то в неведомые края, пропадать на десятки дней… Я не могу позволить себе такой роскоши.

— Значит, все?

— Обожди, друже, — протиснулся вперед Любовод. — А как же седьмой осколок, уважаемый? Ты готов заплатить за него оговоренную цену?

— После всего, что ты учинил своей ленью? Мой разоренный дворец, битва со смолевниками брата, в которой я едва не погиб, погоня, холод, метания? Нет, торговый гость, это мне совсем не нравится. Осколок стоил полную цену тогда, когда мы из-за него торговались. Ныне он упал в цене в двадцать раз.

— Может, все же в пять раз, правитель?

— В тридцать раз, несчастный! Ты забыл, что вызвал мой гнев, чужеземец? И ты еще смеешь со мной торговаться?

— У меня были еще многие успехи, многие награды от тебя, уважаемый. Я выручил тебя из плена, уберег от казни, от обмана. Мне придется мчаться в неведомые края к неведомым народам… Пусть она упадет хотя бы в десять раз?

— Ты упрям и чрезмерно жаден, чужеземец, — покачал головой мудрый Аркаим. — Однако толковый правитель должен уметь использовать во благо и достоинства своих слуг, и их недостатки. Мы сделаем так. Ты получишь одну десятую от оговоренной ранее цены, коли доставишь седьмой осколок ко мне в столицу, в древний Каим, через двадцать дней. Двадцать. За каждый день опоздания цена будет падать на один раз. Через тридцать дней ты получишь уже одну двадцатую. Через тридцать пять одну двадцать пятую…