Жизнь эльфов - Мюриель Барбери

– Свершилось чудо! Мы уже потеряли надежду, – сказал Маэстро. – В древние времена все эльфы были предками. Потом они мало-помалу впали в летаргию, и мы рождались без некоторых из своих сущностей, так что под конец их осталось только три, и мы опасались, что в дальнейшем и их не останется. Мы не знаем причину исчезновения сущностей, но это как-то связано с уменьшением туманов. Однако есть по крайней мере две вещи, которые мы предчувствовали с особой силой. Первое – что ваши рождения как-то вписываются в эту эволюцию и идут ей во благо, второе – что прежнее единство утрачено навсегда, но можно выстроить его по-другому. Недуг, разделивший природу, можно преодолеть путем нового союза.

И Клара увидела слезы в его глазах.

На опушке восточного леса посланец Армии Туманов говорил с Марией. Силой предка ожило время, когда природные виды еще не были разделены, и девочки понимали, что он говорит и что говорит каждая из них. А люди – те не понимали ничего и молча ждали, когда Мария расскажет, под каким соусом их сожрут.

– Мы пришли на ваш зов, – сказал гнедой конь, – хотя вы и не нуждались в нас для этой битвы. Но возникновение нового моста – это ключевое событие, и мы должны знать, какие надежды и какие силы теперь возможны.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала она. – Одна я не справлюсь.

– Нет, – ответил он, – это нам нужна брешь, которую ты создаешь и в которой действуют законы наших туманов. Но ты не одна, и, когда дело дойдет до битвы, небо, земля и снег будут на твоей стороне.

– Ты не одна, – сказала Клара.

– Ты не одна, – повторил Петрус.

– Снег на твоей стороне, – добавила Клара.

И эти слова наконец одолели все остальное, потому что бывают снега начала всех начал, как бывают снега конца, они светят как фонари вдоль вымощенной черными камнями дороги и – в нашей душе – как огонь, пронзающий ночь. Знакомый жар объял Марию, и в то же время на незнакомую сцену пала тьма. В лунных сумерках, где периодически слышались отзвуки дальних разрывов, шла вперед колонна мужчин, и Мария знала, что это солдаты-победители, навеки приговоренные к мукам памяти о погибших товарищах, и что в тот час холод разит храбрецов, которых не смогла истребить величайшая война в истории, целыми легионами. Один из этих мучеников поднял голову, и Мария прочла мольбу в его взгляде.

И тут пошел снег.

Пошел белый искрящийся снег, его завеса быстро скрыла всю опушку до затопленного крыльца церкви. Невозможно было различить ни небо, ни землю: они слились воедино под плотными белоснежными хлопьями, с которыми на землю спускалось чудодейственное потепление. О, это теплое ласковое прикосновение к замерзшему лбу! Не будь они мужчинами, расклеились бы, как последние молокососы. По знаку Марии войско двинулось в путь по извилистой тропе, по которой они прежде угрюмо карабкались вверх, и снег сдувал февраль ноябрем, и оттепель наступала на замерзших полях.

Когда они добрались до центра селения, ветры утихли, буря утратила силу и глухо ворчала между последними домами и выгоном. Но при виде армии, сопровождавшей Марию, жители селения были так потрясены, что в первые мгновения не знали, что делать – обнять девочку или пуститься наутек. Шашар и сыновья Сора радовались, что раньше остальных справились с волнением и теперь могли как ни в чем не бывало стоять посреди единорогов. Другие приходили в себя чуть дольше, пока смогли без паники рассмотреть эту диковинную живность. Наконец, когда ко всем вернулась способность соображать, жители стали гадать, как по законам гостеприимства встречать, например, выдр с человеческими лицами, и все уставились на кюре, ожидая от него каких-нибудь житейских наставлений – ну хотя бы насчет гигантских белок. Андре же смотрел, как снег становится все гуще и, странным образом, прозрачней и теплее, а тут как раз появились Жанно, староста, Лоретта, Роза и бабульки, которые двинулись к церкви при первых признаках отступления бури, когда вражеские всадники внезапно рассыпались под снегом. Увидев, какое подкрепление пришло на помощь собравшимся в церкви, бабульки и Лоретта стали неистово креститься. Что до парней, то тем было явно как-то не по себе, как после первой родительской порки. Однако тут явились дозорные с известием, требовавшим немедленного решения, и старший Сора, как умудренный опытом солдат, взялся доложить Андре.

– За холмом другое войско, – сказал он, – более многочисленное и с боевым оружием. Наши парни стоят на передовой, но отступать им некуда – вода-то поднялась.

И, смутившись оттого, что сумел так ясно выразиться, разулыбался совсем по-детски, несмотря на трагичность момента.

Мария кивнула. Она закрыла глаза, и снег усилился. Потом та же магия, что насыщала межгорье погожими днями и поддерживала в целости богатство природы, растопила снег, он опал, точно сверкающий занавес, и придвинулся к черной стене. В момент их соприкосновения по земле пробежала странная дрожь, какое-то чувство, совсем не похожее на сейсмические толчки, и сходное чувство волной прокатилось по отряду эльфов, и всем стало ясно без перевода, что это они одобряют действия девочки. Наконец все увидели, как буря оседает, а злосчастные всадники проваливаются в небытие: буря буквально всосалась внутрь себя, и все поняли, что могущество Марии намного превышает возможности злых сил. На какое-то мгновение все оказались в подвешенном состоянии между памятью о недавнем страхе и облегчением от победы, люди переглядывались, не вполне понимая, что думать и что делать (на самом деле этого мгновения не хватало ни на мысль, ни на дело), и наконец все принялись плакать, смеяться и обниматься, перебирать четки и воодушевленно осенять себя крестным знамением. Лишь один Андре сохранял бдительность, и вместе с ним – странные существа, и все они смотрели только на Марию. Под тонкой кожей ее лица концентрическими кругами шли от глаз и вздувались темные прожилки, все черты напряглись от необыкновенной сосредоточенности, вызвавшей у посланцев небес новый прилив почтения. Андре слышал, как они перешептываются на неведомом языке, всем своим видом выражая удивление и восхищение, и видел, что они выстроились вокруг нее, как гвардия вокруг главнокомандующего. И тогда Мария обернулась к Андре и сказала:

– Вперед!

Но прежде чем войско тронулось в путь, она призвала к себе отца Франциска.

Жизнь отца Франциска покачнулась вместе с белоснежным занавесом. С началом таяния снега к нему вернулся венчик цветка, бывший с ним в тот час, когда Евгению предавали земле.

Три дня назад он знал только, что венчик – это составная часть любви, охватывающей территорию гораздо большую, чем казематы души. Но в волшебном мерцании снежинок сквозила квинтэссенция вселенной, и смысл собственных проповедей явился ему наконец с библейской очевидностью. Почему именно ему, верному слуге идеи разобщения небесного и земного, с такой неслыханной силой открылась вера в неделимость мира? Именно это угадала в нем Мария, именно поэтому она захотела, чтобы он шел рядом с ней вместе с Андре. В чудовищном озарении огромность грядущего конфликта пронизала ужасом каждый живой атом в его сознании. Люди будут терять близких и мучиться от неожиданных предательств, переживать невиданные бури, дрожать в нечеловеческий холод и, блуждая в потемках страшнейшего дьявольского морока, вдуваемого в человеческие уши, утратят всякую веру и изведают ледяные столпы и неисцелимое отчаяние. Но не для того он внезапно увидел два тысячелетия душевных метаний, чтобы сдаться на милость страха. Дрожь прошла по нему, а потом сменилась надеждой маленького мальчика, игравшего когда-то в траве у ручья, и он понял, что все разобщенное – воссоединится, раздробленное – сложится, иначе все умрут. Отныне самое важное – это желание сберечь единство живого.