КГБ СССР 1954-1991. Тайны гибели Великой державы - Олег Хлобустов

В середине 70-х годов ЦРУ США подготовило долгосрочный прогноз развития ситуации в мире. Одним из его выводов заключался в том, что в конце XX века в мире произойдет «ренессанс национальной самоидентичности» (что порождает риски роста националистических настроений, радикализации их). Что было определено разработчиками прогноза как «эра национальных революций».

Второй же вывод этого глобального прогноза касался уже начала XXI века, и характеризовался «как религиозный ренессанс». Кстати сказать, многие события 1990-х — 2009 годов подтверждают оправданность данного прогноза.

Органы КГБ СССР, выполняя функцию социального мониторинга общества, улавливали тревожные симптомы, свидетельствующие об обоснованности указанных прогнозных заключений. Фиксировали они и стремление некоторых зарубежных государств — от Пакистана, до Египта и Ватикана, использовать эти объективные глобальные социальные тенденции в собственных целях.

Но, как показали события 1986–1991 годов, советское руководство в то время не сумело вовремя оценить своевременные предупреждения.

Не углубляясь в излюбленную некоторыми нашими публицистами, мемуаристами и писателями тему «клановой разобщенности» и «идейного противостояния и противоборства» в ЦК КПСС и его Политбюро, отметим, что объективно в Политбюро действительно были представлены концептуально различные подходы и взгляды на развитие ситуации в стране и мире. Были и весьма недалекие, конъюктурно-приспособленческие взгляды и поведение отдельных его членов, ориентированных на угождение стареющему Генеральному секретарю ЦК КПСС.

Но такова уж особенность нашей жизни — общественные идеалы являются и выступают лишь как, по сути дела, отдаленные, недостижимые ориентиры развития того или иного общества, имеющие как своих искренних и пламенных адептов, так и пассивных попутчиков-приспособленцев, не имеющих собственных взглядов и убеждений, и поэтому с легкостью присягающих новым знаменам и меняющих «ориентации» вместе с «колебаниями генеральной линии», многочисленные бесспорные свидетельства чего дала нам история «Перестройки».

Да, бесспорно, некоторые члены Политбюро ЦК, в том числе Л.И. Брежнев, М.А. Суслов, К.У. Черненко, В.В. Гришин и другие были далеко не в той мере наделены деловыми, организаторскими и личными качествами, которыми нам хотелось бы видеть, и которыми должны обладать подлинные представители элиты, высшего руководства страны.

Именно при Л.И. Брежневе, особенно при «стареющем Брежневе», — в декабре 1976 г. Брежнев переступил семидесятилетний рубеж, являющийся возрастом весьма почтенным не только для политиков, — в Политбюро и ЦК КПСС беспрецедентное распространение получили «кумовство» и «групповщина», «круговая порука» и беспринципность, «двоемыслие», безынициативность и склонность к себаритству, элементарные непорядочность, нечестность[11].

А еще — забвение провозглашаемых идеалов и целей общественного развитие, пренебрежение к законным правам, интересам и нуждам наших сограждан, то самое «комчванство», за которое в свое время В.И. Ленин предлагал коммунистов «вешать на вонючих веревках».

И хотя, понятно, есть определенный полемический перехлест в следующих словах журналиста Л.М. Млечина: «Наступил момент, когда вся советская элита практически перестала работать и занялась устройством своей жизни»; «Брежнев сам наслаждался жизнью и не возражал, чтобы другие следовали его примеру». Об этом же свидетельствовал и очень не любящий Андропова — для этого у него имеются весьма «веские личные» причины, — С.Н. Семанов (см. его книгу «Брежнев — правитель «золотого века» (М., 2004).

Но в целом они отражают некоторую удручающую тенденцию на верхнем и среднем «этажах» партийно-советской номенклатуры.

Отметим также, что подобные явления перерождения коснулись далеко не всей подлинной элиты страны — научной, технической, культурной, а только «номенклатурщиков», чей высокий социальный статус определялся и гарантировался исключительно умением и способностью приспособления к «властям предержащим».

Но объективно следует сказать и о том, что отмеченные однозначно негативные черты отнюдь не всегда присутствовали у Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева. И Леонид Брежнев, каким его знали в Днепропетровске, на Малой Земле под Новороссийском, в Молдавии, Казахстане, Москве в 1962–1974 годах, существенно отличался от Брежнева «образца 1976–1982 годов».

И, быть может, эта очевидная для многих, метаморфоза в физическом и моральном облике руководителя государства, и является еще одним невыученным и не извлеченным уроком из нашей недавней истории?

Как мне представляется, автор, дерзнувший писать на исторические темы, во-первых, обязан объективно следовать изложению реальной хронологической последовательности событий. Во-вторых, пытаясь раскрыть, выявить логику и движущие «пружины» исторического процесса, дать их собственную интерпретацию — вплоть до попытки изложить свою версию мотивов действий отдельных исторических персонажей, он обязан аргументировать свой личный взгляд, стремиться подтвердить его фактическими доказательствами.

По мере старения и возникновения постоянных проблем со здоровьем, Брежнев объективно стал проявлять гораздо меньше интереса, тем более активности, в реальном управлении государственной жизнью и выработке государственной политикой.

В этой связи именно в Политбюро в 1977 г. закономерно сложился некий неофициальный «триумвират» наиболее активных его членов: Ю.В. Андропов, министры иностранных дел А.А. Громыко и обороны Д.Ф. Устинов, пытавшихся целенаправленно влиять на формирование и реализацию государственной политики страны. Прежде всего — в области внешней политики и обеспечения безопасности. Впрочем, и сам Брежнев, вполне осведомленный об инициативе коллег по Политбюро, не возражал против подобного распределения ролей и принятия ими на себя и «черновой работы», и ответственности, прежде всего, за выработку и реализацию внешнеполитических инициатив СССР.

Другое дело, что по мере прогрессирования болезней генерального секретаря, роста стремления его приближенных оградить «дорогого Леонида Ильича» от негативной информации и вызываемых ею отрицательных эмоций, со временем информация для него стала принимать все более «приглаженный», выхолощенный характер.

По свидетельствам непосредственных участников тех событий, ушли в прошлое дискуссии и споры на заседаниях Политбюро, когда некоторые вопросы стали прорабатываться, согласовываться и приниматься «в рабочем порядке» (путем заочного голосования) заинтересованными участниками без рассмотрения по существу аргументов как «за», так и «против» тех или иных решений.

Добавив к этому нерешительность партийно-государственного руководства, объективную ограниченность материальных ресурсов страны, изменение с 1977 г. содержания и акцентов в советско-американских отношениях в связи с избранием в США президента-демократа Джеймса (Джимми) Картера, следует сказать, что все эти факторы и стали предпосылками возникновения того, что впоследствии получило наименование «застоя».