Провинция - Павел Бессонов

– Виктор, – протянул так похожий на бомжа человек руку и представился, назвав фамилию не то еврейскую, не то прибалтийскую, Людка не разобрала.

– Это все мои работы.

Людка, осмотрев этого Виктора с головы до ног, не очень обрадовано протянула:

– Да-а? Очень приятно. Людмила.

– Людмила, у меня будет к вам деловое предложение.

– На сколько баксов?

– Это уже разговор! Как получится, но не обижу…

Они отошли в сторону от толпы, и Виктор изложил суть дела. Ему нужен был такой, как она, типаж для фотографии в очень дорогом, очень глянцевом журнале.

– Моё ателье на Петроградской. Там же и квартира. Предлагаю в ближайшее время встретиться у меня и обговорить всё серьёзно… Вы мне подходите. Вот моя визитка. Не тяните с решением. Звоните после десяти…

Людмила походила возле стендов, разглядывая фотографии с точки зрения возможной работы. В различных позах, в разной степени одетости или раздетости, на неё смотрели с портретов красотки далеко не безупречной внешности. Она представила себя на фото в стиле «ню» и улыбнулась: как выпучат глаза её знакомые в посёлке, увидев в таком виде. Впрочем, там такие журналы регулярно не получает никто.

Первый раз заехала к Виктору накоротке, посмотрела на солидную аппаратуру, фотографии на стенах.

– А это мой гардероб к услугам моделей. – Виктор открыл шкафы.

Людка отклонила предложенный кофе, а также осмотр его личной двухкомнатной квартиры, пообещав это при следующем посещении. Виктор галантно поцеловал руку Людке, прицениваясь, глядел на неё поверх очков.

В транспорте Людка представила, как будут развиваться события. Без постели не обойтись, но петербургская прописка того стоит.

Всего только середина сентября, а кажется, облака навсегда затянули небо и морось мелкими капельками оседает на одежду, на стены домов, на камень парапетов. В такую погоду на прогулки не тянет, и Николай после ужина – в своей комнате, под световым кругом настольной лампы. Первый курс, первый семестр! Фундаментальные дисциплины. Николаю помогает в учёбе ещё и армейская привычка к распорядку.

Телевизор Николая не привлекает. Там бушуют политические страсти, природные катаклизмы, кривляется попса, сверкая улыбками и голыми телесами. Город Николай узнаёт, обходя аптеки по просьбе тёти Жени в поисках какого-н будь нового или новейшего лекарства.

Среди уличной толпы в любое время дня куда-то спешащей, он по поселковой привычке ищет знакомые лица. Его удивляло вначале, что все спешащие смотрят поверх голов встречных, но потом понимает, что никто своих не ищет, их тут нет. Лица людей, мужчин или женщин, вытянуты вперёд, заострены. Их лица оживают где-то в офисах, в коллективах, в семье. И весь Большой город разбит на такие кружки жизни, а в целом безжизненен, почти мёртв.

Познакомился Николай с соседней квартирой. Туда он направлен был тётей Женей, передать записку с перечнем покупок одинокой пенсионерке Марии Семёновне, за вознаграждение делавшей еженедельную уборку в квартире тёти, и по её же просьбе покупавшей продукты на рынке и в магазине.

Дверь соседней квартиры, обшарпанная до невозможности, была украшена набором звонковых кнопок с затёртыми надписями рядом. На кнопку розового цвета никто не откликнулся. После второго нажатия на кнопку ничего не изменилось, хотя Николай слышал в глубине квартиры звонок. Николай нажал белую кнопку. Дверь открылась сразу на длину цепочки, и длинный синеватый нос прогнусавил: «Вам кого надо?»

– Я к Марии Семёновне, – поспешил ответить Николай.

– На рынок ушла Семёновна, – и дверь захлопнулась.

Зайдя позже, Николай встретился с Марией Семёновной и успел даже оценить состояние квартиры. Такой же длины коридор, как и у тёти Жени, с обеих сторон украшали двери разного вида, обитые клеёнкой и окрашенные краской, частью облупившейся и отремонтированные фанерными листами. Ручки дверей были весьма разнообразны и свидетельствовали об изменение моды на этот предмет в продолжение всего советского периода.

Николай уезжал после занятий с одной и той же троллейбусной остановки.

Бесцельно рассматривая лица парней и девушек в толпе, Николай однажды словно ослеп от вспышки и даже отвёл взгляд от девичьего лица. Это было лицо креолки с карнавала Рио де Жанейро. Фотография той девушки с карнавала поразила воображение Николая в классе восьмом. Журнал Николай подобрал в зальчике ожидания вокзала. Оставленный кем-то из проезжих журнал лежал на служебном диване, никому не нужный.

Тогда, увидев портрет, Николай почувствовал, как загорелись его щёки, словно он застыдился от прихлынувшего чувства. Он приклеил портрет на стену в своей комнатке как мерило внешности женской красоты.

Смуглая девушка на портрете улыбалась и не кому-то конкретно, а всем, всему миру… Девушка на остановке также улыбалась всем и никому. Её угольно-чёрные глаза только на мгновение остановились на Николае, заставив его опустить голову, уйти от этого невыносимого взгляда. Когда он поднял голову, девушка уже уходила, и он, не отрываясь, глядел ей вслед.

Николай посмотрел на часы. Было без пяти три. Значит, эта девушка тоже студентка.

Теперь он каждый день ждал девушку на остановке, но она не появлялась. Если она студентка, то он её встретит обязательно!.. Зачем? Такого вопроса он не ставил перед собой. Пришло то, что он когда-то называл болезнью, помешательством, дурью…

В субботу Николай собрался засесть за решение задач по физике, когда к нему зашла тётя.

– Николай, вода в Неве прибывает, наводнение очередное. Сходи, посмотри.

От дома, вниз по Невскому до набережной тройка кварталов. Вправо от здания Адмиралтейства, к Николаевскому мосту. Здесь вдоль реки рвётся ветер. Запертая им вода уже поднимается к фермам моста. Вдоль реки полно глазеющих. Скорее всего это приезжие и студенты иногородние. Мальчишка лет семи восседает верхом на льве. По радио звучит постоянное предупреждение, но, очевидно, наводнение вполне заурядное.

Прозябнув на ветру, Николай вверх по Невскому пошёл к себе. В нескольких полуподвальных кафе в воде плавала мебель. «Вот ещё одна прелесть Санкт-Петербурга – постоянная сырость и ежегодное подтопление. Скольких людей, и не только бедных и нищих, в прошлые века уносила болезнь города – туберкулёз лёгких», – подумал Николай и вспомнил свой посёлок, где уже теперь хорошо подмораживает. А наводнение – что наводнение? То ли дело весенний паводок, грохот ломающихся льдин на реке рядом с посёлком!

Здесь, как только ветер переменит направление или стихнет, Нева унесёт в Маркизову лужу всё, что случайно попало в её воды.

В Петербурге целый зверинец львов. Львы лениво лежат у парадных подъездов дворцов, на парапетах вдоль Невы. Кое-где они заняты делом: держат зубами цепи ограждений мостов и мостиков. Ещё сфинксы. Их поменьше, но тоже много. Мода на металлических и каменных зверей не исчезла, дожила до последнего времени. Рыбы, лягушки, улитки. Есть даже крокодил. Его увековечили за побег из бродячего цирка.