Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов

— Не следит. Он вроде как обет дал... Свой, басурманский, ясен пень, а все ж обет.

— Какой такой обет?

— Ну, служить пану Кжесиславу.

— Вона как! — расплылся в улыбке Славобор. — Ежели я что-то в степняках понимаю, пан Кжесислав фехтовальщик, каких поискать!

— С чего взял?

— Так у гаутов обычай есть...

— Аранк он... того-этого... — влез Лекса.

— А, борода, что к словам придираешься? По одной степи скачут — с чего бы у них обычаям быть разным?

— Ладно... того-этого... Я чо? Я ничо...

— Ты сказывай про обычай и... — Пан Юржик замялся, потер нос.

— ...и за пивом бежать? — ухмыльнулся Славобор. — Не переживай, пан...

— Пан Юржик, герба Бутля.

— Так вот. Не переживай, пан Юржик, без пива не останемся. А обычай... Ну, что сказать? Такое и раньше частенько бывало. Вы ж, панове, с севера?

— Ну... А что? — нахмурился Юржик.

— Да ничего. Местных баек, стало быть, не знаете. Раньше многие степняки уходили служить к бойцу, который их на саблях ли, в рукопашную ли побил, а жизнь сохранил. У них считается, вроде как заново родился, а пощадивший — отец, не хуже родного. Да что говорить? Многие, многие так Стрыпу перешли... Вспомнить, к слову, деда нашего гетмана польного...

— Пана Адася что ли? Скорняги? — удивился Лекса. — Так он... того-этого... из старого роду и косоглазых в его предках... того-этого... не упомню.

— Какого пана Адася? — воскликнул Славобор. — Вы что, не слыхали ничего? Новый в Хорове польный гетман. Пан Аршениуш. Герба Падмурак. Он из князей Охлевицких.

— Вот тебе бабушка и рыбка из пруда... — пробормотал Лекса.

Шинкарь глянул на него как на малость больного. Не мудрено, к чудачествам Лексы привыкали обычно нескоро.

— Так, панове, вы садитесь, а я за пивом. Опять же, сынкам распоряжения дам...

Он ухромал во двор. Скоро оттуда послышался его хриплый голос, вычитывающий что-то близнецам.

А Дорота со сноровкой, изобличающей немалый опыт, расставила миски на столе. Разложила ложки. Кроме каши с поджаренным салом, глаз радовал глубокий полумисок с квашеной капустой, высыпанные горкой на блюдо вареники, политые сметаной. Отдельно лежали толстые ломти ржаного хлеба и десяток очищенных головок лука.

— Угощайтесь, гости дорогие, чем Господь послал. Все сама делала. Славобор мой разве что и умеет, так только горелку варить. Ну, и пробовать, само собой. Он-то не шинкарь, — словоохотливо говорила хозяйка, протирая передником и без того чистый стол. — Я — шинкарка. А он — вояка. Из порубежников...

Вернулся Славобор, поставил на стол добрый, кварты на четыре, жбан, над которым горделиво возвышалась пенная шапка. Кивнул на Дороту:

— Все уже рассказала? Что не хозяин. Что только и горазд добро по ветру пускать?

Шинкарка хлестнула его полотенцем поперек спины:

— Ты зубы гостям не заговаривай! Ишь ты! Он хороший, а я плохая! Жадная я?

— Что ты, лебедь моя белая! Что ты! Щедрая ты, щедрая! Что б я без тебя делал?

— То-то же! — добродушно рассмеялась Дорота. — Ладненько, угощайтесь, а я пойду.

Славобор щедро плеснул в кружки. Уселся напротив пана Войцека.

— Ну, и с чего начинать, панове?

— Д-да с чего хочешь, — пожал плечами Меченый. Пригубил пива.

— Тогда так. Начнем сначала. Вернее, с того, панове, что вас больше всего трогает. Так ведь?

— Ты уж говори, а мы разберемся, так или не так. — Пан Бутля облизнул ложку, снова зачерпнул каши.

— Ну, слухайте. Не далее, как три дня тому, проскакали конные нарочные во все городки, во все крепостицы. Из самого Хорова, значится. Один из них у меня ночевал. Все, как есть, обсказал.

— Разболтал весть, что ли? — удивился Юржик, подул на тяжелую пену. Отхлебнул. — Хорошее пиво!

— Другого не держим. Он не разбалтывал. Весть не секретная. Напротив, приказано гонцам как можно больше люду с донесением ознакомить.

— Ну-ну...

— Вот те и «ну-ну». А весть такая. Городской совет Хорова в полном составе, все как есть, пана Адася Дэмбка, которого вы Скорнягой кличете...

— А вы не кличете... того-этого?..

— Кличем, кличем. Ты не перебивай, борода, а то обижусь и не стану рассказывать.

— Да ладно! Можно подумать... того-этого... утерпишь.

— Согласен, борода, не утерплю. Потому как из сердца рвется, а поделиться не с кем. Не было у меня гостей, не было... Так вот. Городской совет Хорова пана польного гетмана от булавы отстранил. Сказали, мол... — Славобор задумался на мгновение. — Сказали, что поставил-де собственные интересы выше интересов города. Во как! Зима, мол, на носу, а припасов не заготовлено, сколько следует. Порубежная стража заместо того, чтоб за степняками следить, выговчан, тесовцев да терновцев по дорогам выглядывает. Ищут, сказали, врагов среди своих же лужичан, когда вот-вот гауты через реку полезут. И повелели пану Адасю булаву сдать.

— С-с-сдал?

— А куда он денется? Не учинять же драку в городском совете? Наш город порядком гордится. Да и пан Адась тоже гордится тем, что с городом заодно. Отдал. Отдал как миленький. Правда, напоследок пошумел на купцов, цеховых старшин и прочих... Сказал, что зимы не пройдет, как пожалеют и назад его позовут, но он тогда еще подумает, стоит ли возвращаться. Как говорится, разругался и дверью хлопнул...

— Ты дальше давай, не томи! — Пан Юржик отложил ложку, потянулся, чтоб еще пива налить.

— Даю-даю. В тот же вечер на гетманство избрали пана Аршениуша, князя Охлевицкого, герба Падмурак. Ничего про него плохого сказать не могу, окромя того, что не воин. Не привычен скакать с саблей впереди хоругви. Но, коль дело до войны дойдет, серебра даст на содержание не одной, а трех. Это я про хоругви, а вы что подумали?

— Д-да про хоругви и п-подумали. Дальше что?

— Да ничего. Все. Хороший пан Аршениуш Падмурак. Госпициям помогает, шпильманам денег дает, на церковь жертвует щедрой рукой... — Шинкарь скривился. — Всем новый польный хорош был бы, когда б не одна малость... — Он обвел пристальным взглядом сидящих за столом. Продолжил: — На другой же день опосля его избрания снарядил пан гетман Падмурак посольство в Выгов. С повинной, значится, головой. Он, говорят сведущие люди, с первых дней на стороне «Золотого пардуса» был. Вот теперь точно все. Ни прибавить, ни убавить...

Воцарилась тягостная тишина. Малолужичане посуровели. Лекса ожесточенно чесал бороду. Ендреку подумалось вдруг: «А может, такой, сравнительно невеликой, ценой и сохраним единство Прилужанского королевства? Ведь пока воеводства друг за друга, а вместе за Выгов стоят, ни один враг не страшен — ни Зейцльберг, ни степняки, ни Султанат».