Последний резерв - Игорь Подгурский

Общественность требовала расследования и крови виновных. Дело замять не удалось. Призрак образцово-показательного трибунала с вынесением смертного приговора командиру, отдавшему преступный приказ, обретал все более реальные очертания.

Официально Содружество беспристрастно стояло на страже закона, перед которым все равны. Не хватает сноровки сделать так, чтобы все было шито-крыто, — получи на полную катушку.

Майор без стука вошел в одноместную палату. Не поздоровавшись, он бесцеремонно уселся на единственный стул для посетителей напротив кровати, на которой полулежал Райх. Палата больше смахивала на комфортабельную камеру. Вместо окна — имитация, прямоугольный голографический экран. В зависимости от настроения и желания на нем можно было менять заставку: хочешь — лазурное море, хочешь — заснеженные горы или пекло пустыни. Дело вкуса.

Сейчас экран показывал голую безжизненную равнину, уходящую за горизонт. Ни травинки, ни кустика, ни камешка. Ничего. Ровная серая поверхность, вдалеке сливающаяся с небом.

— Интересный выбор. — Посетитель не спешил сообщить, зачем он пришел.

Пациент соизволил оторвать взгляд от унылого пейзажа на экране и посмотрел на сидевшего полицейского:

— Мне нравится.

— Сами выбирали?

— Да, сам.

Какой вопрос, такой и ответ. Возникла неловкая пауза.

Следователю не нравилось порученное задание. Исход дела и так был ясен. Данное ему командованием поручение надо было начать со снятия показаний с подследственного. Потом их запротоколировать, оформить материалы и передать начальству «по команде».

Офицер военной полиции смотрел на спецназовца почти нормальными человеческими глазами. Обычно в конце допроса они становились оловянными, делая их владельца похожим на биоробота.

Пора начинать. Сперва стоило раскачать клиента. Дать толчок к началу беседы и дальше вести в выгодном для тебя русле. Следак включил диктофон-ручку, торчавшую из нагрудного карма кителя:

— Благодарность Содружества для вас неминуема. Она следует за вами по пятам, но никак не может догнать.

— Кто бы сомневался. — Лицо диверсанта оставалось бесстрастным.

Он приготовился внимательно анализировать все, что сейчас услышит. Раньше к нему заходили только врачи. А тут пожаловал высокий чин из военной полиции. Целый майор. Лейтенант не ждал от него ничего хорошего.

— Ты взрослый мужик, со стальным характером. Боевой офицер должен быть примером! Образцом для подражания! — Следователь хотел эмоционально взвинтить себя. Надо поймать кураж, а заодно подсластить горькую пилюлю, когда разведчик узнает, что он уже подследственный. — Вместо этого ты устроил массовое побоище. От мирного поселка осталось пепелище и головешки.

— Вы! — И без всякого анализа Райх понял, куда дует ветер. В придачу «дело пахло керосином». Так в старину говорили о предстоящих неприятностях. — Я с вами на брудершафт не пил и свиней не пас, — заискивать перед держимордой офицер не собирался.

Майор поджал губы. Сложно такого образумить.

— О ваших зверствах мы поговорим отдельно.

— Когда на паромной переправе артиллерийский тягач столкнул в реку машину с эвакуируемыми беженцами, никто и пальцем не пошевелил, — сказал лейтенант. — Мои солдаты всех вытащили из воды. Всех спасли! Сержант в полной экипировке нырял под понтоны. Чуть не утонул, пока пацаненка вытаскивал. Его туда течением затянуло. Потом он лично делал искусственное дыхание. Пока не откачал.

— Ваш благородный заместитель — тема для отдельного разговора. Он такую… гм-м… пирамиду из голов нарубил! — Их беседа начала смахивать на перебранку. — Искусственное дыхание, говорите! И что это значит?

— А это значит, что мы не звери. — Спецназовец прикрыл глаза. Бессмысленные препирательства начинали выматывать. Организм не успел окончательно восстановиться после непрерывной череды боев в джунглях. — А в поселке жители, через одного, повстанцы. И не поселок мы с землей сровняли, а партизанскую базу. Другим будет урок.

Следователь начал злиться, почувствовав, что упускает инициативу:

— Поясню. Нет, лучше процитирую первоисточник. Хотя сомневаюсь, что вы его читали. «Не мечите бисер перед зверями. Ибо они обернутся. Узрят вас…»

— «…и растерзают», — с нескрываемым ехидством закончил спецназовец. — Вы думаете, что мы дуболомы? Наизусть только уставы знаем?

Вежливое негромкое покашливание, раздавшееся в палате, стало неожиданностью для обоих любителей цитировать Священное писание. Или знатоков?

У закрытой двери стоял рослый малый. Дверь не скрипнула. Язычок электронного замка не щелкнул. У него была неестественно прямая осанка человека, гордящегося своей военной выправкой. В глаза бросалась блестевшая кожа на безбровом лице. Такой блеск остается после ожога, сведенного пластическим хирургом.

— «Обернутся. Узрят вас и растерзают». Хорошо сказано! — эхом повторил незнакомец, словно пробуя слова на вкус, и прищелкнул языком. — Евангелие от Иоанна, глава двенадцатая. Похвально, что наши офицеры знают на память содержание ТАКОЙ книги. Особенно молодые.

Ему на первый взгляд было под пятьдесят. Или далеко за пятьдесят?

— Ты палатой часом не ошибся? — взъерошился следователь. От неожиданности он забыл, что лично ему дверь открывал магнитным ключом вооруженный сержант военной полиции. Охрана круглосуточно дежурила в коридоре.

— Запись прекратить. Диктофон сдать мне. — Сейчас новый посетитель словно катал во рту стальные шарики. — Что за манера обращаться на «ты» к незнакомым людям?

Жестом фокусника он сунул руку под нос следователю военной полиции. На ладони блеснул жетон с лаконичной гравировкой «КСпН»[1]и идентификационным номером. Металлический символ власти в очередной раз оправдал ожидания владельца. Следователя как ветром сдуло со стула. Он поспешно вложил в раскрытую ладонь нового посетителя диктофон-ручку и суетливо шмыгнул в коридор. Все молчком, не поднимая глаз от пола.

— Быстро соображает. — Незнакомец с глянцевой кожей проводил майора взглядом. — Про долг и честь офицера этот хмырь ничего не вещал?

Незнакомец сел на освободившийся стул. Он заметил, что лицо лейтенанта наливается дурным румянцем от злости.

— Прошу прощения за то, что сразу не представился. Меня все зовут Хеймдалль, хотя это не имя, данное мне любимыми родителями при рождении. — Он широко и располагающе улыбнулся, поймав вопросительный взгляд лейтенанта.

— Понимал бы чего этот следователь… «Хеймдалль», я полагаю, это позывной.

— Да. А ваш позывной «Пересмешник».

— Я в курсе, — хмыкнул спецназовец. — Вы тоже пришли по мою душу.

— За ней! — серьезно ответил Хеймдалль, но тут же рассмеялся и добавил: — Шучу. Есть серьезный разговор. В конце концов, дураков вокруг много, а жизнь одна. Возможно, стоит поменять ее? Если получится выйти за пределы собственной скорлупы, человек, для которого слово «долг» не абстрактное понятие, может узнать, что вокруг происходит много интересного. Поверьте, я плохого не посоветую…