Пленница пророчества - Анна Катнер

а от большой мраморной чаши поднимался густой пар. Едва старшая девица вышла, я поспешила к воде, раздеваясь на ходу. На полпути мое внимание привлекло массивное, до пола, зеркало в тяжелой позолоченной оправе. Бросив случайный взгляд, я застыла, разглядывая свое отражение.

Волосы было жалко. Сколько себя помню, локоны всегда доставали до поясницы, а теперь же ржавые спутанные космы торчали в разные стороны, криво обрубленные с одной стороны, почти по плечи. В остальном все было не так плохо – на свою копию в кукольном представлении бродячих артистов я была совсем не похожа. На принцессу, которую я помнила, – тоже. Дело было даже не в грязи, одежде или пошедшей на пользу худобе – я как-то вытянулась, выражение лица стало чересчур серьезным, суровым, один в один похоже на гримасу покойной королевы, когда ей что-то не нравилось.

Уж на кого точно не хотелось равняться, так это на королеву Виторию! Я похлопала себя по щекам, пальцами растянула губы в самой широкой улыбке, потеребила подбородок. Закусив губу, кое-как подровняла шевелюру нашедшимися изящными ножницами, критично оглядела результат и все равно осталась недовольна. Развернув зеркало к стене, я зачерпнула пригоршню воды, умыла лицо и затем забралась внутрь глубокой чаши, едва удержавшись от стона, когда теплая вода накрыла уставшее тело. Вытянув ноги, я откинула голову на бортик и прикрыла глаза, решив лежать так, пока вода не станет ледяной. Ну и пес с ней, с тварью. Я не была ни ребенком, ни мужиком, так что никакой угрозы не было. Переночую в тепле, вкусно поем, отдохну, а завтра доберусь до города.

Интересно, меня ищут? Свадьба без меня явно не состоится, а значит, плакал колдунский гонорар. Я представила, как Фэрфакс сообщает новость Делайле, и та краснеет от ярости, как перезрелый помидор. Вообразить виноватую рожу колдуна не получалось: вместо этого перед глазами упорно вставало воспоминание, где Фэрфакс придавлен к земле, а по его лицу стекает кровь. Ничего, от разбитой брови еще никто не умирал. Поди, выспался, умылся, да и пошел дальше, как ни в чем не бывало. Если, конечно, темный не вернулся.

От этой мысли я дернулась, случайно хлебнула воды и резко выпрямилась, откашливаясь. А что, если меня до сих пор не нашли не потому, что я так далеко ушла, а потому, что некому больше искать? Что, если темный пришел в себя и предпринял вторую попытку? Что ему мешает еще один портал открыть и новых мертвецов наслать?

В дверь постучались.

– Ты там не утопла? – Илай не дождался ответа и просунул голову внутрь, картинно жмурясь.

– Тебе жалко будет? – Я ойкнула, опустившись как можно ниже, и исподлобья поглядела на его улыбающееся лицо.

– Немного. Давай выбирайся, ты тут не одна желающая погреть косточки.

Я показала язык вслед закрывающейся двери, но из ванной все же вылезла. Наскоро вытерлась, кое-как надела платье и выскочила в коридор.

Не успела я сделать пары шагов, как меня остановил Горан: в очередной раз неуклюже извинился за свое поведение в таверне и предложил составить компанию. Мужик в целом был хорошим. Любящим отцом, наверняка неплохим старостой и, судя по богатству дома, талантливым мастером. Придворный этикет был ему чужд, но в простом радушии сквозило столько искренности, что я просто не могла не проникнуться симпатий.

В уютной гостиной, под шум непрекращающегося ливня, он охотно отвечал на мои расспросы о Ниверии. О Ковене и короле староста почти ничего не знал, зато не скупился на рассказы о стране, о делах торговой гильдии, о своих путешествиях. В комнате даже нашлась подробная карта: от столицы меня отделяли еще несколько дней пути.

Увы, как мы ни старались болтать о всяком, разговор все равно скатился сначала к болезни, а потом и к нечисти. Горана Страшная Баба тоже кусала. Он стянул серый камзол, приспустил рубашку с плеч и продемонстрировал круглый след от укуса у основания шеи. Рана была размером с ладонь, а кожа вокруг нее посерела и шелушилась.

– Обычно следы проходят дней за пять, но в этот раз тварь как с цепи сорвалась. Все ей мало.

– Вы ее хоть раз видели?

Горан кивнул, порылся в карманах и положил мне на колени небольшой лист бумаги. Художник Страшной Бабе не льстил: тощее тело согнуто, чересчур длинные руки заканчиваются огромными когтями, вместо лица – черный провал, полный тонких острых зубов. То ли волосы, то ли шерсть скрывали глаза, а единственное светлое пятно на картинке находилось аккурат между двух обвисших сухих грудей. От этой яркой красной кляксы по телу твари расходился узор из точек и черточек.

– Это Нэта нарисовала, – уточнил староста. – Баба больше всех к ней заходила, дочка рассмотрела ее во всех подробностях. Но вы, госпожа, не бойтесь, за все годы тварь ни одной ба… женщины не укусила.

Особой надежды это не внушало.

* * *

К своей важной миссии Илай отнесся со всей ответственностью: перед сном обошел дом, тщательно проверяя окна и двери, и с видом знатока заглянул во все темные углы. Старостина семья полным составом заперлась в комнате младшей дочери, не намереваясь высовывать носа до самого утра, а еще лучше – до прихода мага из Держца. Я наблюдала за всем происходящим с небывалым для себя хладнокровием. Страшная Баба три года питалась мужиками да детьми, с чего вдруг сегодня решит полакомиться мною?

Сон не шел. Стоило мне взбить подушку и закрыть глаза, как спокойствие испарилось. Я ворочалась, замирала, прислушиваясь к каждому шороху, пугалась скрипа дерева за окном и после часа подобных метаний не выдержала: оделась, зажгла лампу и с ногами забралась в глубокое кресло, предусмотрительно захватив «Краткую историю Ниверии».

На этот раз я отнеслась к прочтению глав, посвященных описанию нечисти, более серьезно, в глубине души надеясь найти местную Страшную Бабу на одной из страниц. Правда, что делать, если все-таки найду, я представляла смутно. Что обычно делают герои? Выходят против монстра с мечом наперевес, доблестно сражаются и побеждают. Если герой менее удачлив, он проигрывает, про него забывают, а на его место приходит другой. И так, пока не получится красивая легенда. Или герой не наберется опыта, чтобы убивать тварей с первого раза.

Раньше в таких историях меня больше будоражило совсем другое: подвиг, совершенный во имя большой и светлой любви. А сейчас, дважды столкнувшись с нечистью, я задумалась: стоит ли оно того? Насколько сильным должно быть чувство, чтобы ради него рискнуть своей жизнью? Мой опыт в любовных делах ограничивался грустными балладами под