Конец лета - Андерс де ла Мотт

Дуновение ветра, пробившееся через завал, принесло с собой слабый запах леса, заставив Веронику решиться. Она выключила фонарик и сунула его в карман джинсов. Дважды глубоко вдохнула, выдохнула. Согнула колени и погрузилась в ледяную черную воду.

Поток потащил ее к отверстию быстрее, чем она рассчитывала. Вода была такой холодной, что в голове будто что-то взорвалось. Отверстие оказалось небольшим; Вероника пошарила перед собой, схватилась за неровность на одном из камней и начала протискиваться вперед. Глаза у нее были открыты, но это нимало не помогало. Темнота здесь, внизу, оказалась густой, как в доильне. Вероника зажмурилась и стала сосредоточенно нащупывать дорогу пальцами.

Снова схватилась за камень правой рукой, и это основательно продвинуло ее вперед. Оттолкнулась ногами, ударилась коленом так сильно, что чуть не остановилась. Снова ощупала пространство перед собой, ведя пальцы по выступам камня. Ей удалось продвинуться еще почти на полметра, и тут… Произошло то, чего она боялась. Вероника застряла, она не могла вырваться, помогая себе только одной рукой. Кислорода в легких оставалось все меньше, его сжигали холод и бешено колотящееся сердце.

Ей удалось изогнуться, вытянуть вперед другую руку. Во что еще можно упереться? Под пальцами только гладкая поверхность, а неровности слишком мелкие, чтобы за них можно было схватиться. Легкие жгло, на сетчатке полыхали молнии. Левая рука, кажется, отказала и едва шевелилась. Очень скоро то же произойдет и с правой.

Тело не сдвинулось ни на сантиметр, хотя вода вокруг Вероники текла все быстрее. Кислород кончался, ей казалось, что легкие сейчас взорвутся. На сетчатке переливался целый фейерверк, но потом он понемногу сменился чернотой, словно в кинескопе старого телевизора. Последняя мысль, пять слов пульсировали в голове.

Ты

Не Можешь

Умереть

ЗДЕСЬ!

Злость придала ей сил. Вероника вытянула правую руку как можно дальше вперед. Пальцы обожгло, рука уже готова была сдаться, когда Вероника нащупала край. Наверное, другая сторона лаза между камнями.

Пальцы свело в клешню, но Вероника заставила их разжаться. Из последних сил она уперлась правым локтем, извернувшись всем телом. Давление возросло, вода бурлила вокруг головы, булькала в ушах. Рот уже готов был открыться, чтобы сделать вдох и впустить в легкие черную воду шахты.

Вероника, продолжая извиваться, сцепила зубы так, что хрустнуло в челюстях. Внезапно она освободилась, и ее понесло, как пробку в потоке сточных вод. Она ударилась головой, потом коленом. Сдерживать дыхание было больше невозможно. Вероника наполнила легкие – но не водой, а холодным влажным воздухом. Воздухом со слабым запахом леса.

Как она и предполагала, отверстие оказалось прямо за поворотом. От обвала открылась десятисантиметровая дыра, вокруг насыпалась земля. Окоченевшими, жесткими, как тяпки, руками Вероника принялась разгребать обрывки корней и камни. Земля летела в лицо, Веронике пришлось закрыть глаза. Тело неконтролируемо тряслось от холода. Уже через несколько минут дыра увеличилась настолько, что можно было, упершись ногами в стенку туннеля, вылезти наружу.

Высунув голову и руки, Вероника схватилась за поросшие травой кочки. Стала тянуть себя вперед, сантиметр за сантиметром, пока все ее тело не оказалось на теплом воздухе. Дрожа, она перекатилась на спину и вдруг засмеялась. Вероника смеялась так, что слезы потекли из глаз, и она уже не знала, от чего содрогается тело – от смеха или от холода. Она, наверное, походила на какое-то лесное чудище. На тролля, на злобного гнома, которые, мокрые, грязные, окровавленные, с ревом вылезают из-под земли.

Приступ смеха прошел, но Вероника продолжала дрожать от холода. Окоченевшими негнущимися пальцами ей удалось стащить с себя мокрый свитер, но это дало лишь временное облегчение. Тело требовало тепла, причем гораздо больше, чем могла предложить поросшая лесом ложбина.

Вероника прикинула расстояние и поняла, что до зарослей, где обнаружилась избушка, не так уж далеко. Поэтому она двинулась туда.

Дрова в поленнице были, конечно, невероятно старые, но они лежали под крышей, а ветер, продувавший доски насквозь, помог им остаться сухими. Штормовые спички, которые Вероника нашла до этого, тоже, к счастью, не промокли, и всего через несколько минут при помощи нескольких веточек вороники ей удалось развести огонь в маленьком очаге. Благодарить за умение выживать в лесу снова надо было дядю Харальда.

Раздевшись до трусов и лифчика, Вероника развесила мокрую одежду рядом с очагом и села, держа руки над огнем. Ощутила болезненное покалывание и снова чуть не рассмеялась. В руки, в пальцы возвращалась чувствительность.

Вероника читала об этом феномене, когда училась на терапевта, но никогда не переживала его по-настоящему. Эйфория выжившего. Чувство напоминало кокаиновый приход, и несколько минут Веронике казалось, что она бессмертна и что в этом мире ничто ее не тревожит. Но по мере того, как температура тела восстанавливалась, восстанавливалось и прежнее душевное состояние.

Какой результат дала эта идиотская вылазка? Ответ простой: да никакого. Конечно, Вероника нашла избушку – предположительно Сейлора и Роота, но в ней не оказалось никаких следов Билли. Ничто не подтверждало его смерть, ничто не указывало, что он остался жив, а именно на это Вероника в глубине души надеялась. И даже если дементные мозги Сейлора оказались в состоянии произвести несколько внятных фраз, его бормотанию едва ли стоило верить. Summa summarum[7], Вероника никак не приблизилась к ответу ни на один вопрос из тех, что не давали ей покоя. Личность Исака тоже продолжала оставаться загадкой.

Вероника выбирала мелкие камешки из подошв кроссовок и сердито бросала их в ежевичник, росший у сарая. Эти камешки набились в штреке. Маленькие, черные, они крошились в пальцах. Шлак, каменный уголь плохого качества – такие раньше размалывали в гравий для спортплощадок и гаревых дорожек чуть не по всему Сконе или просто сваливали где-нибудь кучами. Вероника отшвырнула еще один камешек. В ежевичнике что-то металлически звякнуло.

Вероника удивленно глянула в сторону окошка, надела мокрые кроссовки, вышла и бросила в густой кустарник очередной камешек. Снова что-то звякнуло, на этот раз громче. Там что-то было – что-то, что скрывал колючий куст. Вероника вернулась в сарай, натянула штаны и свитер, еще не вполне просохшие, но хотя бы теплые, и полезла в ежевичник.

Она двигалась осторожно, и все же несколько колючек немедленно впились ей в ноги. Другие ветки расцарапали ей руки, и Вероника взвыла от боли.

Она успела принять в себя множество жал, прежде чем одна ее нога обо что-то крепко ударилась. Сразу стало ясно, что это какой-то крупный предмет, покрытый грязной камуфляжной сеткой.

Вероника разорвала сеть, чувствуя, как нарастает возбуждение. На бетонном основании стоял железный кессон, чуть побольше стиральной машины. На верхней планке виднелись большая ручка и две железные петли. Кессон наверняка раньше использовали для хранения динамита; он был достаточно большим, чтобы вместить взрослого человека в полусогнутом положении. Маленький ребенок уместился бы в нем наверняка.