Лунный свет - Майкл Чабон

«Склеп Невермор» шел в прямом эфире каждую неделю с 7 октября 1949-го, столетнего юбилея смерти Эдгара Аллана По, и до 24 октября 1952-го.

Балтиморцы, которые в полночь 31 октября 1952 года устроились перед телевизорами послушать обещанное телепрограммой в «Сан» чтение «Метценгерштейна» По{79}, к своему удивлению, увидели только заставку: хеллоуинский фонарь из тыквы на деревянном табурете в тумане от сухого льда. Дыры в тыкве были проделаны наспех каким-то тупым инструментом, а дрожащее внутри пламя придавало условному лицу такое выражение муки, что некоторые телезрители на следующий день направили в «Сан» возмущенные письма. Через неделю в полночь Тринадцатый канал пустил старый документальный ролик «Марш времени». Ни «Склеп Невермор», ни моя бабушка в эфир не вернулись.

Примерно в половину шестого той хеллоуинской пятницы мой дед был в кухне съемного дома на Мейн-авеню в Форест-Парке. Он в кои-то веки рано вернулся с работы и первым делом сунул в духовку три завернутые в фольгу картофелины. Теперь он поставил кипятиться воду, чтобы сварить фасоль, и бросил на раскаленную сковородку стейк. Дед стоял у плиты, в рубашке с засученными рукавами, брюках, в которых пришел с работы, галстуке и пестром кухонном фартуке: помидоры на желтом клетчатом фоне. В одной руке у него была лопаточка для блинов, в другой – стакан с виски. Каждый пятничный вечер он наливал себе на два пальца «Джонни Уокера» с кубиком льда. Это была его недельная порция.

За готовкой дед погрузился в приятные раздумья: он пытался отыскать изъяны в конструкции контура обратной связи акселерометра, который они с Мильтоном Вейнблаттом, его партнером в «Патапско инжиниринг», разрабатывали последние несколько недель. Полгода назад Вейнблатт и мой дед уволились из отдела измерительных приборов компании «Гленн Л. Мартин» и открыли собственную лавочку. Евреи и люди по натуре нетерпеливые, они были недовольны медленностью разработок в «Мартине» и тем, что год за годом оставались на прежних должностях, в то время как менее способные гои становились руководителями проектов и начальниками отделов. Оба вложили в новую фирму все свои сбережения. Технология инерциальных навигационных систем, позволяющих автономно определять положение ракеты и менять ее курс, была тогда в зачаточном состоянии. Вейнблатт и мой дед рассчитывали, что развитие ЭВМ, и без того стремительное, еще ускорится и позволит в ближайшее время создать немеханические, твердотельные, или, как сказали бы мы сейчас, цифровые навигационные системы. На этом расчете они и строили свои разработки и в случае успеха догадки готовы были обратить ее в деньги[21].

Дед ступнями почувствовал, что кто-то поднимается на парадное крыльцо. Звякнул дверной звонок. Для детей, собирающих гостинцы на Хеллоуин, было чуть рановато, но дед предполагал, что бабушка, как во все Хеллоуины с начала передачи, будет открывать дверь в костюме. Он всыпал фасоль в кипящую воду и не позволил себе проверить стейк, пока его внутренний таймер не отсчитал еще две минуты. При мысли о предстоящем спектакле на крыльце у него тревожно заныло под ложечкой, но, правду сказать, тревога эта возникала и в прошлые годы. Ему вообще не нравилась передача «Склеп Невермор» и все, что с нею связано. Жутковатая сексуальность Ночной ведьмы (и книг, которые она читала с экрана: Блэквуда, Ле Фаню, Лавкрафта – Фрейд бы много в них накопал) слишком точно отражала сексуальность бабушки и, хуже того, роль этой жутковатости, этого ведьмовства в ее власти над ним.

В дверь снова позвонили. С крыльца доносился детский гомон. Дед перевернул стейк, убавил огонь и пошел открывать. Пустая гостиная как-то странно и неприятно его насторожила. Не тем, что там никого не было, а тем, что комната не казалась пустой. На фасаде радиолы скалилась подсвеченная шкала. Автостоп головки иногда не срабатывал, и сейчас дед слышал, как иголка скребет по этикетке: скр-скр-скр. Рядом в беспорядке валялись конверты от пластинок.

Пластинка на диске радиолы была долгоиграющая десятидюймовая: альбом «Марши и рилы» оркестра Второго батальона Шотландской гвардии Его Величества. В последнее время у бабушки прорезалась маниакальная страсть к волынкам; дед даже не пытался ее понять. Он вернул головку на держатель.

– Милая! – позвал он, подходя к лестнице на второй этаж.

Дед, придя с работы, еще не видел ни бабушки, ни мамы, но это было дело обычное. В последнее время они все больше сидели одни, мама – у себя в спальне, бабушка – в комнате, которую мама помнила как «студию», а дед – как «швейную». Когда он приходил домой, обе старались быть рядом с ним, но в его отсутствие как будто избегали друг друга.

Он открыл дверь, перед которой по случайности подобрались герои «Питера Пэна»: пират, индианка, фея и мальчик в зеленом, который, скорее всего, изображал Робин Гуда, но вполне мог сойти за Пэна.

Случайные обитатели Небывалии объявили, что готовы воздержаться от гадостей в обмен на сладости. Дед с опаской воспринимал этот обычай, в ту пору еще относительно новый. В Южной Филадельфии его детства на Хеллоуин ирландские хулиганы в масках швырялись яйцами и мучными «бомбами» и мылом писали на чужих окнах ругательства. Он поискал взглядом миску с конфетными кукурузными зернами и тыковками, которая должна была стоять сегодня у входной двери. Миски не было.

– Минуточку, – сказал он детям.

Дед снова позвал маму и бабушку и снова не получил ответа. Может, они в последнюю минуту пошли в магазин за конфетами.

– Хм, – проговорил он. – Даже не знаю, что вам сказать, ребята.

Дети глядели на него пристально, а фея так с явным подозрением. Дед понял, что они сочли его растерянность притворной. Он достал из кармана кошелек с мелочью. Там лежали три монеты по двадцать пять центов. В пятьдесят втором году на двадцать пять центов можно было купить пять карамельных батончиков. Дети ушли довольные.

Стейк за это время почти прожарился. Дед еще на минуту прибавил газ, проверил мясо пальцем и переложил на блюдо. Поставил сковороду с янтарным мясным соком обратно на конфорку и влил немного «Джонни Уокера». Сковородка зашипела, в ноздри ударил едкий пар. Дед поджег его зажигалкой Ауэнбаха. Как раз когда шипение сменилось негромким бульканьем, раздался вопль. Он взмыл ракетой и завершился рыдающим всхлипом. Дед решил не пугаться. Вопль был неправдоподобный, голливудская колоратура. Кто-то развлекается на Хеллоуин. Кто-нибудь из соседей пугает прохожих грамзаписью со звуковыми эффектами из фильма ужасов.

Он помешал булькающую массу в сковороде и прислушался. Вопль не повторялся. Не было и других эффектов: волчьего воя, скрипа открываемой двери склепа, лязга цепей. Дед вылил массу со сковородки на стейк, бросил в фасоль кусок масла и кухонной рукавицей вытащил из духовки картофелины, потом снова позвал жену и дочь, добавив на сей раз, что ужин готов.