Седьмое Правило Волшебника, или Столпы творения - Терри Гудкайнд

Полдюжины блестящих остроконечных пик тут же нацелились на Себастьяна. Из многочисленных ножен выскочили мечи. Из людей, стоявших поблизости от Дженнсен, кто-то убежал, а кто-то повернулся, чтобы поглазеть на происходящее. Стоя в центре круга из д’харианских солдат, Себастьян развел руки, всем своим видом показывая, что сдается.

Сдавайся.

И тут же на площади прозвенел колокол.

Долгий звук колокола, созывающего людей на молитву, отдавался эхом в углах похожего на пещеру зала. Два здоровенных солдата схватили Себастьяна под руки и потащили прочь. Остальные окружили их плотным кольцом, бряцая оружием — не столько с целью запугать пленника, сколько показывая, что не допустят никаких попыток освободить его. Дженнсен беспомощно наблюдала за происходящим. Ей сразу стало ясно, что стражники готовы к любой неожиданности и не перед чем не остановятся. Похоже, они приняли Себастьяна за члена некоей тайной группировки, намеревавшейся захватить дворец.

Дженнсен замечала, что у некоторых мужчин-посетителей тоже было с собой оружие. В основном, мечи… Может, дело в том, что у Себастьяна его слишком много и оно слишком разнообразно, да к тому же еще и спрятано под плащом?.. Но ведь зимой не ходят без плаща! И он ничего не сделал, никому не причинил зла!

Дженнсен едва не бросилась к солдатам с просьбой отпустить арестованного, однако побоялась, что в такой ситуации ее тоже заберут.

Те, кто поначалу удрал от греха подальше, теперь вернулись. Беспорядочное движение толпы постепенно становилось направленным: люди шагали в сторону площади. Торговцы закрывали лавки и присоединялись к остальным. Никто теперь не обращал внимания ни на Себастьяна, ни на солдат. Колокольный звон все еще висел в воздухе, смех и разговоры затихали, переходили в полный уважения шепот.

Дженнсен охватила паника. Солдаты уводили Себастьяна все дальше. Его седые волосы выделялись на фоне темных доспехов. Девушка не знала, что предпринять. В случившемся была жуткая ошибка. Они ведь с Себастьяном пришли сюда лишь для того, чтобы найти золотых дел мастера. Ей хотелось завизжать во весь голос…

Дженнсен.

Дженнсен, невзирая на прущий на нее людской поток, пыталась не потерять Себастьяна из виду. Что-либо предпринимать она по-прежнему боялась.

А потом в ее душе родился стыд. Ведь Себастьян так много сделал для нее. Он рисковал своей жизнью, чтобы ее спасти… Но что она могла предпринять?

Сдавайся.

То, что солдаты делали с Себастьяном, с нею, с невинными людьми, было несправедливо. Пробиваясь сквозь страх, внутри Дженнсен поднималась ярость.

Tu vash misht.

Он же ей очень нужен…

Tu vask misht.

Себастьян попал в беду…

Grushdeva du kalt misht.

Cлова разжигали огонь ярости все ярче.

Люди наталкивались на Дженнсен — она начала протискиваться сквозь толпу, пытаясь следовать за уводящими Себастьяна солдатами. Стон вырвался у нее сквозь сжатые зубы, но это был стон ярости. Все было несправедливо. Она хотела, чтобы они остановились.

«Просто остановитесь, — просила она мысленно. — Остановитесь…»

Собственная беспомощность так же приводила ее в ярость. Ей до смерти надоела беспомощность. Если они не остановятся, если будут идти дальше, это приведет ее в полное бешенство.

Сдавайся.

Рука Дженнсен скользнула под плащ. От прикосновения к холодной стали она почувствовала радость. Пальцы сжались, обхватив рукоять ножа. Рельефный узор эмблемы впивался в кожу.

Оказавшийся поблизости стражник осторожно подтолкнул Дженнсен, разворачивая в другую сторону, туда, куда устремлялись остальные.

— Площадь для молебна находится в той стороне, госпожа.

Фраза была облечена в любезную форму, но сутью был приказ идти вместе со всеми.

Дженнсен в ярости посмотрела ему в глаза. Она видела сейчас глаза того мертвого солдата. Она видела других солдат — у себя в доме, мертвых на полу, тех, что подходили к ней, тех, что грубо хватали ее… Она видела резкие жесты на фоне алой блестящей крови…

Они со стражником, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Дженнсен вновь нащупала нож, проверила, как он выходит из ножен…

Чья-то рука подхватила ее под локоть и потянула за собой:

— Сюда, моя дорогая. Я покажу тебе куда идти.

Дженнсен моргнула. Эта была та женщина, что совсем недавно объясняла ей, как пройти к дому Алтеи. Женщина, которая находилась во дворце ублюдка и убийцы и вышивала мирные пейзажи с горами и ручейками…

Дженнсен удивленно смотрела на нее, не понимая, чему та улыбается, что ей надо. Все вокруг казалось Дженнсен непонятным. Ясно она понимала одно — ей страстно хочется сейчас выдернуть из ножен лезвие…

Она даже не сразу сообразила, почему не может шевельнуть рукой, предположив поначалу, что находится под воздействием каких-то колдовских чар. И лишь потом обнаружила, что женщина по-матерински, обняла ее — так крепко, что Дженнсен не могла обнажить нож. Пришлось упереться, сопротивляясь…

В глазах женщины тут же появилось предостережение.

— Никто не пропускает молитву-посвящение, дорогая. Никто!.. Позволь, я покажу тебе, где это.

Стражник, нахмурившись, наблюдал, как Дженнсен поддалась на уговоры и позволила женщине увести себя. Их тут же подхватил людской поток, направлявшийся на площадь, стражник остался позади. Дженнсен взглянула в ласковые глаза своей спутницы.

Весь мир, казалось, уплывал куда-то. Голоса вокруг Дженнсен слились в единый гул, который прерывали умноженные эхом, пронзительные вопли — там, в ее доме…

Дженнсен.

Знакомый голос, четкий и резкий, прорвался сквозь рокот толпы, привлек внимание. Дженнсен слушала, настороженно, стараясь уловить его тон.

Откажись от своей воли, Дженнсен.

Слова обретали внутренний смысл.

Откажись от своей плоти.

Казалось, ничто больше не имело значения. Никакие ухищрения, что она испробовала в своей жизни, не принесли ей ни спасения, ни безопасности, ни мира. Наоборот, казалось, теперь все потеряно…

— Вот мы и пришли, дорогая, — сказала женщина.

Дженнсен огляделась вокруг:

— Что?

— Вот мы и пришли.

Женщина потянула ее за рукав, и Дженнсен почувствовала, что ее колени коснулись покрытого изразцами пола. Повсюду были люди. Впереди, в самом центре зала, находился квадратный бассейн с водой. Она хотела одного — услышать голос.

Дженнсен. Сдавайся.

Голос сделался резким, требовательным. Он раздувал пламя ее злости, ярости, гнева.