Преступление в десять карат - Наталья Александрова

– И где результат? – прищурился Леня. – Если старикан и делал имитацию этого колье, у него теперь ничего не выяснить. Тебя, во всяком случае, в этот магазин больше не пустят!

Лола посмотрела на своего компаньона глазами, полными слез, губы ее задрожали.

О, по части слез, взглядов и улыбок Лола была непревзойденная мастерица! Как и в умении изображать обиду.

Лучше всего удавалась ей оскорбленная невинность – когда руки судорожно прижаты к груди, как будто от незаслуженной обиды захватило дыхание, и глаза широко распахнуты. И в них стоит такая боль, что человеку, заглянувшему в эти глаза даже случайно, хочется немедленно прижать хозяйку глаз к груди, утешить ее и потом оберегать всю оставшуюся жизнь.

Неплохо получалась у Лолы также бессильная злость – когда губы искусаны в кровь, глаза опущены, одна рука сжимает платочек, а другая теребит ворот блузки, потому что нечем дышать, и из груди рвется крик, который можно сдержать, только сильно стиснув зубы.

Удавалась Лоле также откровенная ярость – когда глаза мечут молнии, грудь вздымается, волосы растрепаны, и сразу видно, что если бы был в руках у нее в данный момент кинжал, то вонзила бы она его немедля своему обидчику прямо в сердце.

Слов нет, все эти вещи Лоле удавались отменно. И хотя ее компаньон и боевой соратник прекрасно об этом знал, он все равно в который раз наступил на те же грабли.

Глядя на Лолу, такую бедную и несчастную, Леня почувствовал, как в сердце его скользнула жалость.

– Ну-ну, девочка, не надо так расстраиваться, – заворковал он.

– Да, а чего ты ругаешься… – протянула Лола сдавленным от слез голосом.

– Ну, я погорячился. Ты сделала все, что могла. Не твоя вина, что этот старикан боится собак, даже таких маленьких, как Пу И.

Пу И возмущенно тявкнул. Он хотел сказать, что, во-первых, он хоть и маленький, но все же настоящая собака, а во-вторых, он ничего, ну совершенно ничего тому человеку не сделал. Вот даже ничуточки. Подумаешь, взвизгнул, когда Лола задела его рукой…

– Пу И, не обижайся. – Леня тотчас подхватил песика на руки. – Ты тоже умница… Ладно, мои дорогие, если план В не удался, переходим к плану С.

– И что это за план? – Лола заинтересовалась и перестала изображать обиду.

– Придется перелопатить весь последний день покойного адвоката Мировольского на предмет того, где он мог пересечься с человеком, который подменил колье. Мы точно знаем, что в двенадцать часов он вышел от братьев Зеленых, выкупив колье из залога, и колье у него было самое настоящее, а в семь вечера он был в театре, и в кармане у него была имитация. Стало быть, в течение дня кто-то подменил колье, да так ловко, что Мировольский этого не заметил. Ладно, завтра с утра съезжу в ресторан, где Мировольский встречался с некоей дамой за ланчем, ресторан «Усадьба» называется…

Лола резко отвернулась, чтобы Маркиз не заметил настоящей обиды, сверкнувшей в ее глазах. Ленька ей не доверяет, раз не берет в ресторан, он решил все сделать сам…

На следующее утро Леня подъехал к ресторану «Усадьба».

В дверях ресторана стоял рослый усатый швейцар в ливрее, щедро расшитой золотыми шнурами и галунами, как парадный мундир верховного главнокомандующего какой-нибудь небольшой банановой республики. Впрочем, по его выправке и горделивой осанке можно было предположить, что в прошлой жизни он действительно был если не главнокомандующим, то по крайней мере командиром полка.

Швейцар угодливо склонился перед Леней и распахнул перед ним дверь. Маркиз прошел мимо него, печатая шаг, и отдал честь не столько самому швейцару, сколько его мундиру.

Внутри ресторан был оформлен в стиле дореволюционной усадьбы, точнее – в стиле малобюджетной кинопостановки по пьесе Чехова: плетеные кресла в чехлах из полосатого тика, клетки с канарейками, часы с кукушкой, в углу – антикварный граммофон с огромной трубой, густо расписанной пунцовыми розами.

Не успел Леня переступить порог ресторана, как рядом с ним появился вышколенный метрдотель.

– Вы один? – осведомился он тихим проникновенным голосом.

– В каком смысле? – переспросил Леня. – Если вас интересует мое семейное положение…

– Нет, меня интересует, нужен ли вам столик на одну персону или вы ожидаете друзей…

– Мне, уважаемый, вообще не нужен столик. И боюсь, что всем остальным посетителям вашего ресторана очень скоро столики тоже не понадобятся.

– В каком смысле? – переполошился метрдотель.

– В том смысле, что я закрываю ваш ресторан на время проведения следственных действий. – И Леня раскрыл перед носом мэтра красную книжечку.

Книжечка была очень хорошая, гораздо лучше настоящей. В ней была вклеена Ленина фотография и стояла красивая печать с внушительным двуглавым орлом.

К чести метрдотеля, он ничуть не переполошился при виде удостоверения, по крайней мере не подал виду. Внимательно изучив красную книжечку, он взглянул на Леню с заметно возросшим уважением и спросил еще более проникновенным голосом:

– А в чем дело? Ведь все вопросы с Вадимом Вадимовичем были своевременно решены!

Леня оценил сдержанное мужество мэтра и его осведомленность в решении серьезных вопросов. Он сделал вывод, что метрдотель – не только метрдотель, но, возможно, и владелец ресторана, и именно с ним нужно вести дальнейшие переговоры.

– С Вадимом Вадимовичем вопросы действительно все решены, но кое-какие вопросы появились у Василия Васильевича.

На лице мэтра отразилась интенсивная работа мысли.

– Это что – управление по борьбе с незаконным оборотом… – начал он неуверенно.

– Тс-с! – прошипел Леня и поднял палец. – Короче, мы будем сотрудничать или мы будем закрывать ресторан?

– Зачем же закрывать, – вздохнул метрдотель. – Сколько?

– Что значит – сколько?! – возмутился Леня. – За кого вы меня принимаете?

– Тогда что же вам нужно? – спросил его собеседник в явном недоумении.

– Информация! – жестко ответил Леня. – Третьего дня в вашем ресторане был известный адвокат Мировольский…

Леня произнес это не как вопрос, а как утверждение. Однако мэтр все же заколебался.

– Вы знаете наши порядки – клиенты должны чувствовать себя, как дома, и при этом они хотят сохранять свою анонимность… Если даже это очень известные люди, мы их не узнаем… Иначе наш ресторан недолго просуществует…

Слово «наш» в устах метрдотеля прозвучало так по-хозяйски, что Маркиз убедился – мэтр по совместительству является здешним владельцем или по крайней мере совладельцем.

– А если вы не захотите со мной сотрудничать, – ответил он, – ваш ресторан просуществует всего одну минуту.

Метрдотель колебался, и тогда Леня достал из кармана мобильный телефон и проговорил в него: