Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России - Сергей Плохий

Постепенная полонизация униатского духовенства вместе с его латинизацией не могла не внушать горстке уцелевших православных верующих впечатление, что униатская Церковь — это учреждение «католическое» и «польское».

Излишне говорить, что униаты возражали против такой категоризации своей церкви, считая себя русинами; с этим соглашались и сами поляки. К середине XVII века во всех украинских и белорусских землях Речи Посполитой укоренилась русская идентичность, закаленная в течение полемики, вызванной Брестской унией. Она прочно закрепилась в формах самоидентификации русского населения этого государства, к какому бы вероисповеданию, воеводству или социальной группе оно ни принадлежало. Восточный обряд, которого придерживались православные и униаты, служил четким индикатором национальности, и наоборот. Конечно, между двумя подгруппами не прекращалась давняя борьба за эксклюзивные права на русский «бренд». Судя по документам второй половины XVII века, православные продолжали считать себя единственными легитимными обладателями названия «Русь» и русской идентичности. Создатели Гадячской унии с казацкого стороны позаботились, чтобы соглашение гарантировало свободу православной религии «аж куди мова руського народу сягає»[296]. Авторы православных трактатов объединяли униатов и католиков под общей рубрикой «римлян», «латинян» или «ляхов», таким образом вытесняя сторонников унии за пределы русской идентичности, определяемой с помощью конфессиональной терминологии. Однако даже православные полемисты должны были признавать существование еще одной, неправославной Руси — хотя бы потому, что поляки по-разному относились к православным и униатам. Вот как описал этот неопровержимый факт один тогдашний православный писатель: «Ляхи униатов русью, греками зовут, хоть униаты римскую веру держат, а нас православных русь и греков, за язычников, схизматиков, неверных, отщепенцов от папижа и от православия менують непрестанно»[297].

Свято-Успенский Жировичский монастырь. Гравюраc рисунка Н. Орды. 1865 год

Переход в конце XVII — начале XVIII века епископов, большинства православного духовенства и верующих Речи Посполитой в унию ощутимо ослабил спор между православными и униатами за право называться русинами. Задачу представлять русскую традицию унаследовала от православных униатская церковь, которая стала крупнейшим русским институтом этого региона. Обращение в унию, которое произошло настолько безболезненно отчасти благодаря обещанию православным, что «праздники, посты и обряды останутся у вас по-старому, и никакого изменения ни в чем не будет (как некоторые выдумывают)»[298], означало, что польские элиты продолжали воспринимать новообращенных как членов по сути русской, или «греческой», церкви. Означало оно и то, что новообращенные униаты и далее воспринимали католическую церковь как польскую. Собственно, в этом плане ничего не изменилось с 1680 года, когда один русин заявлял католическому священнику: «Так як мій батько не кланявся ляському богові, так і я не буду»[299]. В глазах униатов католичество тесно связывалось не только с польской идентичностью, а еще и с благородным сословием, поскольку именно польская или полонизированная шляхта часто поощряла переход в католичество своих русских подданных, что влекло за собой замену русской идентичности польской. «Андрей Басий в Острове, — сообщал в 1763 году один униатский священник, — принят к барскому двору, по наущению людей с барского двора стал [из русина] поляком. Илья Пекара в Чернице по барскому приказу стал [из русина] поляком»[300].

В свою очередь, польские элиты не только тесно связывали унию с русинами в целом, но и сомневались в лояльности как православных, так и униатских русинов. Учитывая все большее вмешательство Московии, а впоследствии Российской империи, во внутренние дела польско-литовского государства, польские элиты считали униатских русинов потенциальной пятой колонной, несмотря на то, что Петербург поддерживал православных, а к униатам относился враждебно, видя в них еще больших врагов, чем католики. Автор анонимного памфлета, увидевшего свет около 1717 года, призывавшего униатских русинов обращаться в католичество, завершил свое произведение таким заявлением: «В конце следует принять во внимание и ту аксиому, что оставленная в своем обряде Русь, на случай… присоединения этой схизмы к унии, стала бы угрозой падения Польши. Итак, когда превратим ее в римско-католическую, то прежде всего отберем у москалей надежду на ее присоединение и впоследствии, тесно объединившись с нами, сделаем из нее [Руси] враждебную и непобедимую для Москвы страну»[301]. Мысля религиозными и социальными категориями, автор памфлета доказывал, что надо ликвидировать русский обряд «простых людей», потому что он враждебный для польского католичества. Он выступал за проведение публичной кампании запугивания и высмеивания русинов, чтобы сложилась атмосфера, в которой «любой скорее захочет сменить вероисповедание и отречься от того, что он русин, чем терпеть на протяжении всей жизни столько тоски и горя, что лучше умереть»[302]. Русинам следует запретить занимать правительственные должности, а их священникам не давать возможности получать образование и покупать «схизматические книги»; сыновей священников следует закрепостить, а крестьян оставить неграмотными. Согласно этому плану, чтобы расшатать экономическое положение русских горожан, надо использовать евреев, а против населения Правобережья, Подолья и Волыни, если оно восстанет в защиту веры, следует использовать татар. Затем опустошенную землю заселят переселенцы из Польши.

С точки зрения сегодняшнего читателя памфлет звучит как настоящий клад для сторонника конспирологических теорий, поскольку «доказывает», что существовал польский заговор против русской нации. Он также звучит как максимально радикальное выражение религиозной ненависти, отражающее взаимное недоверие между поляками-католиками и русинами, которые недавно обратились в унию. Объединения церквей было явно недостаточно, чтобы запрудить глубокий раскол общества Речи Посполитой на католический (поляки и литовцы) и православный (русины) лагеря.