Легион смертников - Саймон Скэрроу

Катон кивнул.

— Старший трибун Катон и главный центурион Макрон.

— Старший трибун? — удивленно переспросил хирург, а затем склонил голову. — Извините, командир. Я решил, что вы младше званием.

Макрон с трудом сдержал улыбку.

Катон проигнорировал это и продолжил разговор с хирургом.

— Тогда и вы представьтесь.

— Главный хирург легиона Архел.

— Послушайте, Архел, мне необходимо поговорить с раненым. Срочно.

— Понимаю, командир, но с точки зрения моей профессии это серьезно повредит его выздоровлению, даже, я бы сказал, возможности выжить.

Терпение Катона кончилось.

— У меня нет времени на эти рассуждения, — жестко сказал он. — Приказываю отвести меня к раненому. Сейчас же.

Звание главного хирурга приравнивалось к званию центуриона, и старший трибун легиона приходился ему начальником. Был отдан четкий приказ, и оставалось лишь выполнять его. Хирург нерешительно склонил голову.

— Идемте, командир.

Развернувшись, он повел их через колоннаду. Они оказались в более закрытой части помещения, где жрецы проводили праздничные трапезы в те времена, когда Карнак был в зените своей славы. В отличие от остальных помещений храмового комплекса, стены здесь были расписаны изображениями, а потолок выкрашен в темно-синий цвет и украшен золотыми изображениями пятиконечных звезд. Вокруг самых тяжелых больных были установлены тканевые загородки, защищавшие их от горячего ветра и песка.

— Вот он, — сказал Архел, показывая на лежащего на низкой койке мужчину, в одной набедренной повязке, посреди трапезной. Сидящий рядом санитар аккуратно смазывал ему кожу мазью, чтобы смягчить обожженную солнцем кожу. Катон увидел на лице легионера полосы ткани, прикрывавшие ожоги. У него была более светлая, чем у большинства других, кожа; вероятно, он был родом из Александрии. Помимо полос ткани на лице, руках и ногах, у него были забинтованы колени; еще одна полоса ткани лежала на боку. Даже под всей этой тканью было видно, что солдат очень красив, с изящным, тонкокостным лицом.

— Как его зовут? — спросил Катон.

— Оптион Каразий.

Оглядевшись, Катон взял табурет и сел рядом с койкой. Наклонился поближе к оптиону. Тот дышал хрипло, лоб покрывала испарина. Пропитанные потом темные волосы прилипли к голове, склеившись черными колечками.

— Его знобит, — заметил Катон.

— Да, командир. Раны не вычистили, пока его не доставили в лазарет. Боюсь, началось заражение. Но он может и выздороветь.

— Это возможно? — спросил Макрон.

— Мы делаем всё, что можем, — пожав плечами, ответил хирург. — Теперь его жизнь в руках богов. Я совершил краткую молитву и подношение Серапису за него. Если бог примет его, то, возможно, оптион выживет. Но останется калекой навсегда. — Архел показал на повязки на ногах. — Напавшие перерезали ему сухожилия, чтобы он не мог быстро сбежать с того места, где была засада. Похоже, они намеренно оставили его в живых, с расчетом, что его найдут.

— С таким мы уже сталкивались, — сказал Катон, глянув на Макрона.

Тот нахмурился. А затем изумленно поглядел на друга:

— Думаешь, это он, Аякс? Он это сделал?

— Возможно. Мы преследовали его вдоль реки до самого Мемфиса, пока не потеряли след. Он мог двинуться дальше вдоль Нила, даже сюда. Определенно, у него бы хватило наглости напасть на легата с эскортом. И сил, чтобы выйти из боя победителем. И даже оставить свидетеля.

— Хорошо хоть, на этот раз он не мог свалить сделанное на нас, — презрительно ответил Макрон. — Но зачем отрезать головы? Он безумный и кровожадный ублюдок, да, но до сих пор он такого не делал.

— Возможно, ход мыслей декуриона был правилен, когда он говорил об арабах. Возможно, Аякс забрал головы и руку, чтобы удостоверить личности убитых перед нубийцами.

Катон снова повернулся к оптиону и наклонился поближе.

— Каразий, — тихо сказал он. — Ты меня слышишь?

Легионер не очнулся, и Катон аккуратно коснулся рукой его плеча и заговорил снова:

— Каразий… ты должен сказать, кто напал на вас.

Еле слышно застонав, легионер повернул голову в сторону от Катона и что-то забормотал.

— Что? — переспросил Макрон, подходя к койке с другой стороны. — Что ты сказал? Скажи еще раз.

— Полегче с ним, центурион, — вмешался Архел.

Катон не обратил внимания на хирурга и легонько потряс оптиона за плечо.

— Скажи нам. Кто напал на вас?

Глаза оптиона открылись, потом зажмурились, а затем открылись снова. Его взгляд забегал, и он попытался что-то сказать потрескавшимися губами.

— Не было… никаких… шансов, — прошептал он. — Они… бились как… демоны. Выскочили из темноты.

Его голос снова перешел в неразборчивое бормотание.

Катон немного подождал и спросил снова:

— Кто?

Легионер медленно повернул голову к Катону и облизнул губы.

— Без имени. Сказал, что он гладиатор.

Умолк, вздрогнув от боли. Когда приступ боли прошел, его глаза снова стали осмысленными.

— Гладиатор…

— Что еще? — спросил Катон. — Давай, говори.

— Сказал мне, чтобы… Катон и Макрон знали… что это он.

— Благодарю тебя, Каразий. Теперь отдыхай, — сказал Катон, выпрямившись и поглядев на Макрона. — Вот теперь мы знаем.

Макрон кивнул:

— Он посылает нам вызов. Напрямую. Что бы мы ни думали об Аяксе, надо признать, он безумно храбр.

Архел кашлянул.

— Похоже, вы узнали то, что хотели. Не могли бы вы продолжить ваш разговор в другом месте?

Катон встал и махнул рукой Макрону. Они вышли из трапезной, покинули павильон и вышли под палящие лучи солнца. Пришлось прищуриться, пока глаза не приспособились к яркому свету.

— Плюс, по крайней мере, в том, что Аякс поблизости, — сказал Макрон.

— Да, но это не слишком-то утешает. А если он действительно присоединится к нубийцам, то, боюсь, наше положение станет еще хуже.

Префекты четырех когорт ауксилариев, центурионы Двадцать второго легиона и трибуны сидели на скамьях у края обрамленного колоннадой бассейна в штабе армии. Слух о гибели Кандида уже разошелся по лагерю, и они тихо, с тревогой переговаривались. Катон и Макрон сидели немного в стороне, и Макрон критически оглядывал остальных офицеров.

— Слишком много стариков, слишком много тех, кто выглядит нетренированным.

Катон промолчал, но понял, что друг прав. Долгие годы спокойной гарнизонной службы расслабили Двадцать второй легион. Многие офицеры располнели, между передними и задними пластинами нагрудников образовались просветы, их массивные тела не помещались в доспех. Мясистые подбородки и красные носы выдавали пристрастие к выпивке. Были и другие, больше похожие на центурионов, которых Катон видел в других легионах, с тех пор как попал в армию: крепко сложенные мужчины, от которых исходило ощущение уверенности и непоколебимости, нормальное для людей этого звания. По крайней мере, было похоже, что они смогут должным образом нести службу, когда дело дойдет до настоящих боевых действий. Но Макрон прав в том, что слишком многие были в том возрасте, когда заканчивают воинскую службу. Печально видеть, что боеспособность легиона настолько ослабла из-за долгих лет мирной жизни.