Невидимка. Идеальные убийства - Дэвид Эллис

И происходит это довольно часто, потому что многие автомобили привлекают внимание агентов ФБР из нашей бригады и бойцов Национальной гвардии. Большинство водителей — мужчины, в основном белые, и очень трудно как-то сузить сферу поиска, если все, что мы знаем о внешности нашего субъекта, — это «средний рост», «среднее телосложение» и непонятно какие волосы.

Но в конечном счете всем водителям позволяют ехать дальше.

«Я не ошибаюсь насчет этого. Он каждый раз приезжает на автомобиле в какое-то другое место, совершает два убийства и возвращается домой. Собранные нами сведения подтверждают это. И он наверняка живет на Среднем Западе. Наверняка. Стиль его поездок говорит о том, что он тяготеет к основным автомагистралям. Я не ошибаюсь. Он сейчас сидит за рулем и возвращается на Средний Запад».

Возможно, он поехал по какому-то другому маршруту. Как сказал старший полицейский инспектор, там сорок одна миля границы. Но ведь он не знает о том, что мы его ищем, а потому с какой стати ему ехать не по межштатной автомагистрали I-95?

Ну конечно, он поехал по ней.

Первые девяносто минут поисков текут очень медленно и, как в конце концов выясняется, не приводят ни к какому результату. А затем время как бы убыстряется, потому что количество автомобилей уменьшается. Автомобильная очередь исчезает уже ближе к двум часам ночи. Просто мало кто едет в Коннектикут в такое время суток.

После того как через контрольно-пропускной пункт проезжает какой-то минивэн «додж», уже не оказывается ни одного автомобиля, едущего по этой дороге на юго-запад. На межштатной автомагистрали I-95 пусто.

— Где он, черт его побери? — Букс в раздражении сплевывает. — Все вроде было правильно.

— Да, было, — киваю я. — Я даже думала, что ему от нас не уйти. А не могло получиться так, что он повернул назад, когда увидел, что проезд заблокирован?

— Не могло. Далеко за первой предупредительной мигалкой мы поставили на обочине бойца Национальной гвардии. Если какой-нибудь автомобиль попытался бы повернуть назад и пересек бы для этого разделительную полосу, нацгвардеец это заметил бы. Так что в данном отношении мы приняли надлежащие меры. Черт бы его побрал!

— А может, он сейчас просто где-нибудь отдыхает, — говорю я, — и отправится в путь рано утром.

Букс ничего не отвечает. Он то ли разочарован, то ли пытается сосредоточиться. Скорее всего, он сосредотачивается. Букс не позволяет эмоциям уж слишком им завладевать. Он всегда противопоставлял свое рациональное моему эмоциональному.

— Мне кажется, вполне возможно, что он был в одном из тех автомобилей, — говорю я. — Не забывай, с кем мы имеем дело.

— Возможно. Да, возможно. Впрочем, регистрационных номеров с Северо-Запада было не так много.

Это верно. И тем не менее я создам базу данных, в которую внесу все эти имена, фамилии и регистрационные номера.

— Этот контрольно-пропускной пункт будет функционировать по меньшей мере до рассвета, — говорит он. — Но мы не можем заниматься этим бесконечно долго. Давай немного отдохнем, а затем снова примемся за работу. Нормальный вариант?

— Я буду продолжать работать, — говорю я, пытаясь вести себя геройски.

Но где-то в глубине души я не могу избавиться от ощущения, что мы его упустили. Мы раскинули паутину, но он каким-то образом ее обогнул. Наверное, не стоило так полагаться на свой собственный анализ и рассчитывать, что наш субъект будет вести себя в соответствии с моделью, которую я создала на основе полученных нами сведений.

И поскольку я ошиблась, на следующей неделе он найдет себе еще две беспомощные жертвы в другой части страны.

Я сижу, склонившись над компьютером, и все перепроверяю. Мое сознание плывет, мои веки отяжелели, спина и шея уже вовсю бунтуют. Я упорно не смотрю на часы, висящие на стене, поскольку и так знаю, что маленькая стрелка вот-вот укажет на цифру восемь, а большая — на двенадцать. А еще я знаю, что контрольно-пропускной пункт функционирует уже в течение более десяти часов.

— Еще один час, — говорю я Буксу в микрофон.

— Ты говорила то же самое час назад, — звучит в моем ухе в ответ.

— Еще один час.

Изначально мы планировали убрать контрольно-пропускной пункт в восемь часов утра по восточному стандартному времени — то есть в семь часов по чикагскому времени. Затем я передвинула этот срок на девять часов по восточному стандартному времени, и вот уже эти девять часов почти наступили.

— Автотранспорта на шоссе немного, — говорю я. Небольшая очередь автомобилей скопилась в Род-Айленде на его границе с Коннектикутом, но серьезной пробки явно не будет. — Сейчас воскресное утро. Не похоже, что мы создаем для тамошних автомобилистов большие проблемы.

— Мы не можем блокировать дорогу так долго, Эмми.

— Еще как можем. Мы ведь не кто-нибудь, а ФБР.

Пауза. Возможно, я уже почти выиграла еще один час. «Наш субъект обязательно проедет через этот контрольно-пропускной пункт, рано или поздно, — мысленно говорю я себе. — Обязательно». Но я уже почти готова признать, что в чем-то просчиталась.

— Нет, я снимаю контрольно-пропускной пункт, — говорит Букс таким голосом, как будто он сообщает нам о том, в какой именно момент времени мы умрем.

— Нет! Пожалуйста — еще всего лишь один…

— Нет. Я тебе скоро перезвоню.

— Букс! — кричу я, но связи уже нет. Букс отсоединился. Это правильное решение. Он ведь знает, каково это — спорить со мной. Черт бы его побрал!

Я рывком стаскиваю с себя наушники с микрофоном и швыряю их на свой рабочий стол. Поднявшись на ноги, я тут же чувствую острую режущую боль в спине. Мой взор затуманивается оттого, что я сидела и таращилась на экран компьютера всю ночь. Приходится признать, что мой мозг уже неработоспособен.

Я выхожу в коридор и направляюсь в «боевой штаб» — конференц-зал, откуда вынесли стоявший там длиннющий стол и где сейчас трудятся восемь аналитиков из нашей бригады. Они пришли сегодня утром, в семь часов, и с того самого момента неустанно наводят справки о людях, которых мы останавливали на контрольно-пропускном пункте, то есть о более чем пяти сотнях взрослых белых мужчин.

У меня кружится голова, я плохо соображаю. До меня доносятся звуки оживленного разговора, а затем смех. Смех! Я ускоряю шаг, и вот я уже возле «боевого штаба».

Внутри этого помещения один из двух аналитиков-мужчин стоит перед остальными и делает что-то комическое — похоже, имитирует какой-то дурацкий танец или что-то еще. Когда он замечает меня — а точнее, когда меня замечают все присутствующие в комнате, — улыбки исчезают с лиц и воцаряется неловкое молчание. Войдя в комнату, я смотрю поочередно на каждого из них — смотрю на этих семерых новых аналитиков плюс Софи Таламас. Я чувствую себя каким-то угрюмым родителем, который взял да и приперся на вечеринку, устроенную подростками, вызвав тем самым всеобщее смущение, или же учителем, вошедшим в класс, где ученики стоят на головах, и мне очень не нравится такое ощущение, но я не могу сдержаться.