Граница дождя - Елена Холмогорова

Муж — домосед, его вечером никуда не вытащишь, увлечений особых у него нет: так, футбол-хоккей посмотреть, когда все об этом говорят. Но за всем следит, от Интернета не оттащишь, так что поговорить есть о чем. Отдыхать ездим каждый год, пол-Европы уже изучили. Вот что мы оба любим — экскурсии. Даже смешно. Все презирают «посмотрите налево, посмотрите направо», кругом-бегом, а нам нравится. И очень часто гиды попадаются — заслушаешься. Проблема только с собакой, так что на Надюшу молимся. Вот и когда я лежала с сотрясением мозга, а муж был в санатории, она с собакой гуляла и жаловалась только на плохую погоду — никакие четвероногие и двуногие ее не волновали. Хорошо быть такой толстокожей!

А я со вздохом облегчения вхожу в подъезд. Половина дела сделана. Завтра утром выведу ее, а потом опять свободна на неделю.

…Впереди долгий вечер. Правда, насладиться тишиной не получится — приплыла халтура. Время от времени перепадают толстые романы — хорошо еще, не все издательства отменили корректуру. Я больше всего люблю исторические романы и мемуары, благо моя редакция как раз по преимуществу мемуарная. А вот для заработка иногда приходится читать такую галиматью! Я, увы, не умею следить только за знаками препинания — вникаю. Однажды в молодости видела символ кошмарной работы — что там Сизиф… Еще в докомпьютерную, страшно сказать, эру, повели нас в типографию на экскурсию. И там сидела среди прочих наборщица иероглифов (пояснила, что русско-японский словарь) — женщина средних лет, такая бесцветная, что волосы, губы, глаза сливались в одну белесую поверхность. Ее спросили, как она различает значки, трудно, наверное, набирать, не понимая смысла, и она таким же монотонным, лишенным интонации голосом односложно ответила: «Привыкла».

Много лет я об этом не вспоминала, а вчера вдруг всплыло в памяти и, конечно же, сразу откликнулось сном. Будто я сижу у огромного стола, он медленно движется, вроде как конвейер. А на нем статуэтки гипсовые ползут однообразной нескончаемой чередой — «Мыслители» роденовские, сантиметров по тридцать ростом. Передо мной раскрытая амбарная книга, и я должна взять каждую фигурку в руки, осмотреть и записать, чем она отличается от других.

Позвонила Наде — она небось весь рабочий день шарила по Интернету в поисках толкования, но не обнаружила ничего подходящего, а не то сто раз сообщила бы.

Как же я ненавижу зиму… Хорошо бы поселиться в теплых краях, где нет полугода снега и льда, и не в мегаполисе, где по вечерам страшно смотреть на галактики горящих окон, а в тихой провинции, в собственном доме с садом. Мамины родители жили под Москвой, в деревянном доме, куда мы в детстве ездили в гости. Я любила мост над железной дорогой, который назывался так красиво — виадук. Когда под нами проезжал поезд, мама приговаривала: «Тук-тук-виа-дук! Тук-тук-виа-дук!» Любила, пока однажды не испугалась. Мама наверху всегда останавливалась, чтобы отдышаться, а мне вдруг показалось, что сейчас мост рухнет на рельсы. Сказать было стыдно, но такие желанные раньше поездки стали мукой.

Возлюбленный мой рассказывал, как его побили деревенские мальчишки, когда он гостил у родственницы и к слову сказал им, что живет на девятом этаже. Телевизоров там еще не было, дальше двухэтажного райцентра никто не ездил, а потому москвичу досталось за вранье и бахвальство.

На каком же этаже я родилась? Все время забывала отца спросить, а теперь некого. Интересно, почему бабушка так уходила от разговоров о той квартире и под разными предлогами отказывалась ехать туда? Неужели не хотела расспросов? Не то чтобы боялась, но так, подальше от греха, по привычке не болтать лишнего. Она сама только детство провела в анфиладе, а потом пошло-поехало: уплотнения, коммунальный быт…

А меня даже соседи по площадке раздражают. Да, хорошо бы жить в своем доме, распахивать дверь и выходить на свою землю, четыре ступеньки с крылечка вниз — не больше. Все-таки человек — не птица, он не должен парить в воздухе и вить гнезда на высоте, под крышей. Представила: даже нелюбимой зимой… Открыть дверь в заснеженный сад. Синеватые сумерки. От крыльца к калитке расчищена тропинка, а по обе стороны громоздятся сугробы… Правда, сразу посетила отрезвляющая мысль: а кто широкой лопатой сгребал снег и с размаху кидал на высокую белую гору?..

Я очнулась, глянула на часы — надо браться за работу. Мечты в сторону. Хотя кто снег убирает — ясно, таджики. Ходят толпами по всем подмосковным поселкам и предлагают: «Еврокопка канавы нужен?..» Но дедовский дом за виадуком отошел маминой сестре, с которой перезваниваемся только по праздникам, и никакой земли у нас нет.

Близок локоть, говорят, да не укусишь… Какая дача у возлюбленного моего — мечта! Три минуты ходьбы от станции, электрички, наверное, так уютно шумят, особенно в ночной тишине. Только один раз я там была, да и то не больше часа, но как сейчас вижу: сосны высоченные, посмотришь вверх — и голова закружится от устремленных в небо стволов и колючих шаров верхушек. Дом, конечно, запущен, но это ерунда, поправимо.

Только сам он этим заниматься не станет, а вместе нам никогда не быть…

Эка невидаль — прошлое, оно у всех есть. А вот у нее было еще и позапрошлое и позапозапрошлое, так она сама называла. И не в возрасте дело, подумаешь, пятьдесят восемь, а в том, как судьба сложилась. Из каких кубиков, с какими арочками-башенками. Были три марша Мендельсона и три марша Шопена, и она, трижды вдова, так и мерила жизнь отрезками: от очередного свадебного марша до похоронного. В «последний раз», как Галина говорила, придавая значение окончательности, она овдовела всего год назад, но погоревать толком не успела, заболела гриппом, вызвала врача, бюллетень, а там — пропала птичка, коготок увяз — всей пропасть, — погнали по кругу: флюорография, гинеколог, маммолог… И в итоге — отхватили кусок груди, а потом месяц на облучение таскалась. В общем, считай, легко отделалась. Но голова кружилась. И зачем полезла окно мыть! Даже ногу она сломала как-то смешно, не по-людски — пятку. Подруга позвонила из аптеки:

— Галь, тут костыль под локоть, как тебе велели, представляешь, только красный, что делать?

Думала, наверное, что та погонит ее искать другой, но не учла Галиного характера:

— Здорово, я и не знала, что такие бывают.

Так и ездила на Каширку на красном костыле, а потом на работу вышла, надоело дома сидеть. Недалеко — всего три остановки на метро без пересадки. В час пик, конечно, пока к эскалатору дойдешь, вдоволь в пингвина наиграешься: плотная толпа переваливается, мелко переступая и чуть-чуть продвигаясь вперед с каждым шажочком, ну точно стая пингвинья, только крыльев не хватает. Или у них ласты? А на работе что — бумажки: накладные да счета-фактуры, ноги ни к чему.

Повезло ей с работой. Квалификацию свою по специальности много лет назад потеряла, когда оборотистая подружка создала кооператив и стала откуда-то привозить коробки с диковинной техникой.

— Бросай свое бюро быстренько, бухучет освоишь на ходу, ты мне нужна как воздух!

Галина растерялась:

— Какой из меня бухгалтер?