1612 год - Дмитрий Евдокимов

Царевич даже заерзал на кресле:

— Значит, Генрих стал католиком, чтобы стать королем?

— Именно так! — подтвердил Маржере. — Он сказал слова, которые облетели всю Францию: «Корона стоит двух обеден!»

— Так и сказал? — расхохотался Димитрий, очень довольный услышанным. — Какой молодец! А почему ты все же уехал от своего государя? Обиделся, что он сменил веру, так?

— Нет, я по-прежнему нежно люблю своего короля и готов отдать за него свою жизнь. Но я воин, а войны во Франции больше не предвидится. Кроме того, при дворе слишком много католиков, и бедному гугеноту трудно рассчитывать на карьеру и богатство. Так я очутился в Италии, затем в Трансильвании воевал с турками — и вот теперь здесь!

— Ты не прогадал! — убежденно воскликнул царевич. — У меня ты будешь сказочно богат. И мне пригодится твой опыт войны с турками.

— Спасибо, сир! — опустившись на одно колено, Маржере склонил голову так, что длинные волосы закрыли лицо.

— Ты сказал — «сир»?

— «Сир» — это государь по-французски.

Димитрий польщенно улыбнулся:

— А есть ли звание еще выше?

— Да. Император. Он государь над всеми королями, чьи королевства входят в его империю.

— Им-пе-ра-тор, — повторил по слогам звучное слово Димитрий. — Что ж, я тоже после коронации стану императором. Ведь, милостью Божьей, я, как и мой отец, не только самодержец всея Руси, но и царь Казанский и Астраханский, правитель северных областей, государь Иверских, Карталинских, Грузинских царей… Э, да долго даже и перечислить. Бог даст, придут под мою руку и другие королевства. И буду я, как это по-латыни? Император Деметриус!

Он еще раз повторил, смакуя и горделиво поглядывая вокруг, будто вместо стен, обитых парчой, перед ним простирались бескрайние просторы подвластных ему земель:

— Император Деметриус!

Потом снова обратил свой взор на коленопреклоненного капитана:

— Встань! Э-э… Ты сказал, по-немецки тебя называют Якоб, а как же по-французски?

— Жак.

— Я тоже буду называть тебя Жаком. Жак, ты знаешь, зачем я пригласил тебя?

— Мне сказал Басманов, что вы, ваше величество, хотите оказать великую честь мне и моим товарищам, доверив охранять вашу драгоценную особу во внутренних покоях дворца.

— Совершенно верно. Где твои солдаты?

— Сотня лучших конных стрелков стоит у ворот замка.

— Нужно, чтобы они сменили пищали на алебарды и встали по двое у каждой двери. Только как бы сделать, чтобы польские рыцари, мои боевые товарищи, проливавшие за меня кровь, не обиделись при этом?

Маржере улыбнулся:

— Нет ничего проще, сир!

— Как же? — встрепенулся Димитрий.

— Прикажите им явиться в Дворцовый приказ, где им заплатят обещанное вами жалованье. Они без оглядки умчатся из Кремля, чтобы присоединиться к своим друзьям, что уже гуляют по всей Москве.

— Хороший совет! — одобрительно хлопнул по плечу капитана Димитрий. — Мы так и сделаем. Позови мне Басманова…

Через несколько минут по всему дворцу раздался восторженный рев: «Димитрию — виват!» Царевич улыбнулся про себя: «Ну и хитер этот француз! Такого надо держать при себе».

Вернувшийся Басманов доложил, что все караулы заняли немцы.

— Вот и хорошо. Теперь можно спать спокойно, — кивнул царевич.

Однако Басманов не уходил, поглядывая на него вопросительно.

— Ты что-то хочешь мне сказать?

— Я хотел спросить… Не хочет ли государь развлечься после долгого путешествия?

— Развлечься? — не понял царевич. — Но как? Здесь же не Краков и балы не в русском обычае…

— Но есть зато русские красавицы, — вкрадчиво заметил Басманов, и на его красивом лице появилась циничная усмешка.

— Русские красавицы? — презрительно надул губы Димитрий. — Но мне нужна такая, ради которой я хотя бы на время забыл о своей драгоценной Марине!

— Я думаю, эта вам понравится, — еще циничнее усмехнулся Басманов, и в его черных глазах зажегся уже знакомый царевичу желтоватый огонек ненависти.

— Кто она? — глухо спросил Димитрий, начиная догадываться о необычности предложения.

— Дочь Бориса Ксения! — Отвратительная гримаса сделала лицо Басманова отталкивающе безобразным.

— Разве она не в монастыре, как мне сказывали?

— Князь Масальский замешкался и не успел отправить ее с подворья, которое ты ему подарил, — смиренно пряча усмешку, ответил Басманов.

— Нехорошо мешкать, выполняя царев указ, — притворно нахмурился Димитрий, принимая игру. — Ну уж коли она здесь… А что, действительно хороша собой?

— Красивей ее нет в Москве! — с жаром воскликнул Басманов.

Чувство его было столь неподдельным, что царевич взглянул на него с подозрением:

Уж не влюблен ли ты сам в нее, часом?

Басманов, покраснев, потупился.

— Было дело, государь! — тихо сказал он. — Даже сватал ее у Бориса…

Глаза его вновь блеснули ненавидяще.

— Да отказал он. Все принцев искал! Вот я и думаю, ты, царевич, да бывшая царская дочь — самая подходящая пара… на одну ночь!

Басманов дьявольски захохотал. Засмеялся и царевич, в котором уже разожглось желание.

— Что ж, это будет сладкая месть! Пусть Бориска перевернется в гробу этой ночью. Веди! Только куда? Здесь глаза и уши…

— После трудов праведных хорошо бы, по православному обычаю, сходить тебе, государь, в баньку, — распевно сказал Басманов, видно давно все обдумавший. — А если какая черница придет тебе спинку потереть, так кто же осудит?

В сопровождении Маржере царевич прошествовал за Басмановым, держащим в руках свечу. Через задний двор вышли к саду; на поляне, окруженной яблонями, стояла рубленая избушка без окон. Маржере остался стоять у двери, опершись левой рукой на шпагу. Басманов быстро вышел, оставив царевича внутри, но через какое-то время вернулся вместе с Мишкой Молчановым, тем самым, что помогал Шарафетдинову расправляться с царской семьей. Вдвоем они вели, крепко держа за руки, какую-то женщину, плотно закутанную в темное одеяние. Не входя в баню, они втолкнули ее внутрь и захлопнули дверь.

— Дело сделано! — хохотнул Басманов, потом испытующе взглянул на отсутствующее лицо Маржере.

— Якоб, тебе тоже можно пока смениться. Я думаю, что до утра ты царевичу вряд ли понадобишься.

Когда они скрылись за высоким частоколом, Маржере вдруг услышал из бани леденящий душу пронзительный крик. Крик этот был хорошо знаком бравому капитану. Так кричали женщины, когда его солдаты, упоенные победой, врывались в дома мирных жителей…