Колода предзнаменования - Кристина Линн Эрман

Вайолет внезапно вспомнила одну черту Роузи, о которой она предпочитала не думать. Роузи с легкостью находила друзей, в то время как Вайолет обедала в одиночестве. Роузи позволяла ей плестись за собой – иногда из жалости. Роузи была ее лучшей подругой, единственной подругой, но сестра расширила свой мир, а для Вайолет в нем места все равно не нашлось.

Она безумно скучала по Роузи. Но она знала, каково чувствовать себя прицепом к человеку, который всегда находился в центре внимания.

– Кстати об этом… Джастин мой друг, но я никогда не понимала, почему Четверка Дорог так им одержима.

Мэй фыркнула.

– Если честно, я тоже. Он даже тосты не может сделать, чтобы не сжечь все вокруг, постоянно пользуется «Аксом», и в его комнате пахнет так, будто там кто-то умер.

– Забудь о заразе. Вот настоящая загадка этого города.

Мэй хихикнула, но затем замерла, и ее лицо исказилось от боли.

– Увы, но она решена. Людям больше не нравится Джастин, а я не знаю, как стать уверенной, как он, или властной, как Августа. Я не могу заполнить пробелы от их ошибок, но все равно буду стараться.

– Так не пытайся быть ими, – просто ответила Вайолет. – Будь собой. Кем бы ты ни была и какой бы силой ни обладала.

– Текст прямо с открытки ко Дню рождения, – Мэй закатила глаза, но Вайолет было ясно по ее тону и легкой улыбке, что ее слова попали в цель.

Между ними воцарилась гораздо более комфортная тишина, чем раньше, и они приступили к изучению документов. Харпер с Джастином считали подобное занятие скучным, но для Вайолет оно было желанным перерывом от бесконечных патрулей. Теперь, когда ее силы использовались в наступательных целях, она гораздо больше времени проводила в лесу, рисуя карту распространения гнили. Это изнурительная и кропотливая работа, которая в физическом плане выжимала все соки, так что было приятно размять мозг для разнообразия.

– Гм-м, – вдруг подала голос Мэй. Вайолет повернулась и увидела, что та изучает фрагмент чего-то – кусок бумаги, оторванной посредине. Она была старой, желтой и такой хрупкой, что могла рассыпаться прямо в руках, если бы кто-то не догадался хранить ее в пластиковом чехле. – А где вторая половина?

Вайолет застыла.

– Можно посмотреть на секунду? – спросила она, пытаясь сохранять спокойствие.

– Конечно, – Мэй аккуратно положила бумажку на стол. – Жаль, что она такая рваная. Смотри… – Постучала по имени и дате в углу. – Наверное, ее сохранили, потому что это письмо Белинды Карлайл. Она была одной из дочек Томаса Карлайла – прапрабабушкой Харпер, кажется. Хотя, полагаю, она так и не отправила это письмо.

Вайолет уставилась на витиеватую дату: «24-е октября 1910».

Ошибки быть не могло. Почерк полностью совпадал с тем фрагментом, что она нашла в архиве Салливанов.

Ее разум вскипел. Теперь Мэй Готорн с ней заодно, да, но могла ли она ей полностью доверять? Всего пару недель назад эта девушка грозила ворваться к ней в дом, чтобы приволочь Харпер к дереву. В Четверке Дорог доверие было очень ценно и столь же мимолетно.

Но Мэй вернула ей воспоминания. И она начала открываться – их беседа служила тому четким доказательством. Вайолет не хотела, чтобы их семьи продолжали традицию делиться на группки, но если она не будет раскрывать все свои карты, ничего не изменится.

– У меня есть вторая половина письма.

Мэй резко подняла голову, и ее глаза округлились.

– Что? Откуда?

– Долгая история.

Вайолет максимально осторожно принесла свою часть письма из спальни. Края совпадали не полностью, но и этого было достаточно, чтобы понять, что это определенно половинки одного письма. Середина частично отсутствовала, из-за чего пропали некоторые слова, но не настолько, чтобы было невозможно разобрать общее значение.

– Сайлас? – Вайолет посмотрела на Мэй.

– Салливан, кажется, – девушка нахмурилась. – Милли определенно Готорн, и мы знаем, что это письмо от Карлайл…

– Значит, где-то в доме висит жуткое набитое чучело, посвященное этому Кларку.

– Скорее всего.

– То, о чем они говорят… – Вайолет не сводила глаз с записки. – О Звере. Об основателях…

– Нет, – прошептала Мэй. – Это не может быть правдой.

– Разве?

Позади их манил к себе лес, вершины деревьев медленно серебрились. Это мир, к которому, предположительно, привязали себя основатели, чтобы защитить его. Но Вайолет внезапно вспомнила насмешливую фразу Зверя. Она уже много недель не давала ей покоя…

«Ты действительно думаешь, что меня заточили сюда из альтруизма?»

– Мы тянем силы из Зверя. Наши семьи заточили его. Использовали его. Почему тебе кажется таким невероятным, что они создали его?

Мэй почти не помнила, как доехала домой. Обычно она водила с особой осторожностью, но сегодня небрежно рулила маминым серебристым пикапом, наплевав на тот факт, что получила права всего несколько месяцев назад. Радио играло так громко, как только возможно, из колонок громогласно лилась поп-музыка, пока Мэй подпрыгивала на ухабистых дорогах.

Ей не хотелось думать ни о письме, которое нашли они с Вайолет, ни о фотографии на телефоне, который лежал в подстаканнике. Но громких битов и визга шин было недостаточно, чтобы заглушить тревогу в ее разуме.

Если Зверя создали основатели, то все, что Мэй знала о предназначении своей семьи, было ложью. Они не герои, защищающие город, – они просто разбираются с собственной проблемой, которая стоила жизни бесчисленному количеству людей.

Мэй кое-как припарковалась у дома и взлетела по ступенькам, мечтая лишь о том, чтобы добраться до спальни без лишних приключений. Но ее планы тут же разрушил Джастин, вышедший с кухни, как только она хлопнула входной дверью.