Богиня луны и охоты - Лилия Фандеева

– У меня сегодня рыбный день. Купила карпа. При мне его выловили, почистили, разделали. Мне осталось его пожарить, а из головы, которая весит не меньше килограмма, сварить уху. Так что, на обед у нас будет рыба.

– А вяленой не купила? – мечтательно спросил он.

– Купила. Два судака и четыре крупных чебака. Пиво Саша покупает сам. Нашу квартиру купил Сашин коллега. Они иногда приходят к нам в гости, иногда мы идем к ним. Скорее даже не так. Если мужской совет заседает у нас, мы с Лерой идем к Анне и наоборот. Ты чего загрустил?

– Вспомнил, как пиво пили у пивной из кружек под воблу после армии. Сейчас и пиво не то, и вобла перевелась. Как Лера?

– Леру нужно видеть и слышать. Словами твою внучку не описать. Нет таких слов. Я заберу ее сразу после сна, сам все увидишь.

– Дина, может, чем помочь?

– Можешь. Переодевайся в домашнее и возвращайся. Хочешь, занимай гостиную, хочешь, соседствуй с внучкой.

Павел Иванович забрал чемодан из прихожей и прошел в комнату внучки. Переоделся, достал подарки, привезенные с собой, и разложил их на спинке дивана. Обошел еще раз всю квартиру, и вернулся к дочери в кухню. Рыбья голова варилась, а первая порция рыбы поджаривалась на сковороде.

– Пап, ты помнишь о деньгах в диване? Половина из них ушла на доплату за эту квартиру и покупку мебели. Они дождались своего часа. А еще, я помогла одному мальчику, частично оплатив его операцию. Осталось три подушки с сюрпризом.

– Ты молодец, деньги должны приносить пользу. Но я, дочка, не помню о деньгах, тем более о тех, что были в подушках твоего дивана. Ты ничего не путаешь? – улыбаясь, спросил он. – Прошло тринадцать лет, я мог заразиться склерозом. Глядя на диван, я мог бы его вспомнить, но в комнате стоит другой. Извини.

– Мне кажется склероз твой избирательный: тут помню, там не помню, – обнимая отца, говорила Диана. – Как тебе наша квартира?

Они проговорили около часа, прежде чем обед был готов, наполнив кухню ароматом зелени и запахом жареной рыбы. В это время с работы пришел Александр. Тепло, пожав друг другу руки и обнявшись по-родственному, мужчины перешли в гостиную, пока Диана накрывала на стол.

– Тебе дали добро на выходные? – спросил Китаев.

– Все в порядке. Я проведу их с вами. Павел Иванович, давайте махнем завтра на природу. Полчаса и мы на берегу речки. Сезон не купальный, так что чистота воды нам неважна. Подышим воздухом, пожарим на решетке мясо. Как Вы на это смотрите?

– Положительно. Погода не подведет? Загвоздка в экипировке.

– Я Вас одену и обую, как туриста, легко и по сезону тепло. С небесной канцелярией я договорился. С утра до семнадцати будет солнце и легкий бриз, – говорил Александр. – Диана, ты за поездку на природу или против нее? – обратился он к жене.

– Я за поездку. Ребята, вы обедайте, а я заеду куплю все для пикника, заберу из сада Леру. – Саш, набор стандартный? Посуда разовая осталась или купить? Не скучайте, я скоро вернусь. Да, коньяк в столе, а вино, привезенное тобой, папа, четыре года назад, в кладовой. Ждали случая.

Диана ушла. Вино достали и открыли. Съев по тарелке наваристой ухи и по порции рыбы, мужчины разговорились и Павел Иванович, сделав глоток вина, как-то погрустнел.

– Сань, пока Дины нет, скажу тебе все, как есть. Мой приезд не случайный. Мне предстоит операция, и я не уверен, удастся ли мне выкарабкаться. Я не могу ей сказать всего. Помочь она мне не сможет, а переживать будет, ты же знаешь ее лучше и дольше меня. Я принял решение и не отступлю от него. Если в течение определенного времени я не оправлюсь, овощем я жить не буду. Одно дело, когда ты инвалид, но в здравом уме, и совсем другое, когда ты не дружишь с головой. Не надо мне говорить о надежде, которая умирает последней. Я сейчас говорю, как раз о ней и, если она умрет, меня ожидает эвтаназия. Это не страшнее пули в висок. Я тебя прошу, если это все же случиться, береги ее. Вы молоды и, возможно, не цените то, что имеете. Прежде, чем тебе прыгнуть в чужую кровать, подумай. Дина измены не простит, а вот отпустить тебя сможет. Не обманывай ее. Всегда лучше расстаться друзьями.

– Я очень люблю Вашу дочь, и вряд ли подобное может с нами произойти, но я вас понял. Что мне ей сказать?

– Я сам с ней поговорю, не сказав всего. Сошлюсь на гастрит или банальную язву. Лягу в клинику, а там по ситуации. Люди умирают по разным причинам. Я вчера был у брата, был в Москве, разговаривал два дня назад с Авериным. Оказывается, вам нельзя поехать в Швейцарию. Но у нее есть право забрать мой прах и принять наследство. Дина моя дочь. На это есть заключение и решение суда. Думаю, она сможет получить на это разрешение. Мой адвокат, в крайнем случае, свяжется с вами через посольство. Дина в праве от всего отказаться, не настаивай. Это будет ее выбор. И, еще, это уже касается вас двоих: пригласят в контору или ОСБ не волнуйтесь. Все, что вы обо мне знаете не тайна, откровенным разговорам на кухне нет доказательств, догадки и домыслы к делу не пришьешь. За мной не числится ни больших грехов, ни больших денег. Неприятностей я вам не доставлю. Родителей не выбирают. А не приехать, и не попрощаться, на всякий «пожарный» случай, я не мог.

– Павел Иванович, я Вас понял и сделаю все, о чем Вы просите, но буду надеяться на лучшее.

– Ты думаешь, фортуна и на этот раз будет смотреть мне в лицо и не повернется задом? Я бы согласился. Иногда думаю: если бы ни та драка, какой бы была моя жизнь? А может, это и было началом другой жизни, только я об этом не знал? Самое смешное, что другой жизни, я не представляю. Я другой ее, Саша, не знаю. Та жизнь, когда я жил с Наташей и Дианой, была, как отпуск, долгосрочный отпуск. Прошло одиннадцать лет, как я «сбежал» из этого города. В четырнадцатом году я провел здесь всего один день, в шестнадцатом пробыл в Москве – два, теперь приехал на три. Я очень скучал, хотел видеться, общаться, но меня хватало на два-три дня. Здравый смысл мне говорил: «Привязываться нельзя Паша. Расставаться будет больнее». Я это понимал. Говорят, что