Социальный вид - Мэттью Либерман

Лишний раз подтвердив общеизвестную истину, что люди не способны прогнозировать ни свое, ни чужое поведение, мы обнаружили своеобразное противоядие к типичным прогностическим заблуждениям. Сознательно человек не может достоверно утверждать, что именно он сам или кто-то еще будет делать в будущем, зато это с легкостью покажет его МПК. Свойственная мозгу скрытая прозорливость, если ее отследить, поможет нам в разных сферах, от маркетинга до выявления лжи и даже колебаний фондового рынка. Люди «не владеют» этой информацией, но она есть, работает, скрываясь где-то в складках мозга — самого сложного компьютера нашего мира.

Мы своим исследованием окончательно развенчали миф о том, что наше «я» отличает нас от всех остальных. На примере гипноза и эксперимента с солнцезащитным кремом мы убедились: связанные с концептуальным самосознанием области мозга также являются каналом влияния на наши убеждения и поступки. В исследовании «нейронной фокус-группы» МПК выступает в роли передатчика чужих мнений — и это вместо создания уникальной и непохожей на других индивидуальности! После этого уже не назовешь МПК носителем неповторимости.

Если МПК — всего лишь канал приема ценностей и убеждений окружающих, то самосознание вполне может быть механизмом, созданным социумом и для него самого тоже. МПК пристальнее других структур социального мозга следит за тем, чтобы все поддерживали сложив­шиеся общественные устои. Не исключено, что «я», управляемое МПК, — это средство формирования культурных норм и ценностей, взглядов, усвоенных нами раньше, чем мы успели их осознать, и потому являющихся частью нашей личности.

В подростковом возрасте мы полностью поглощены собой — в итоге идентичность большинства формируется из отношений с друзьями и любимыми, а также с различными группами, к которым мы принадлежим (религиозным, политическим или спортивным). Оставив попытки воспринимать себя только с позиции собственной уникальности, мы принимаем более уравновешенную социальную идентичность и чувствуем, что наконец-то обрели свое призвание.

Как писал философ Ален де Боттон: «Жить ради других — несравнимое облегчение по сравнению с непосильной задачей всю жизнь удовлетворять собственные потребности»329. Альберт Эйнштейн задолго до него выразил то же мнение: «Только прожитая для других жизнь стоит того, чтобы жить»330. Комик Луис Си-Кей рассказывал в интервью, как изменилась его жизнь с появлением детей:

Я даже и не помню, как все было раньше. Но в любом случае это все была ерунда. Все это неважно. Мне нравится быть отцом. Я всего себя посвящаю детям, и все, что я для них делаю, как бы облегчает мою жизнь331.

Со мной произошло то же самое. Жена и сын помогли мне понять, что действительно в этой жизни имеет значение.

Что бы я ни делал до их появления, ничто не давало такого ощущения цельности и значимости моей личности. В наше время люди дольше взрослеют, у них больше времени на постепенное понимание себя, и это представляется вполне естественным. Однако я сомневаюсь, что природа развивала самосознание для того, чтобы Мэрилины Мэнсоны и Леди Гаги зарабатывали на своей экстравагантности. Раньше детство было коротким — к подростковому возрасту ребенок уже зарабатывал, иногда профессионально332. На поиски себя времени не было — если ребенок уже не требует каждодневной заботы, ему пора начинать самому заботиться о близких и делать это до конца своей жизни.

В каждом человеке сочетаются индивидуальное и коллективное начало, уникальные и общие черты. Порой мы разрываемся между желаниями оставаться верными себе, выделиться из толпы и потребностью принадлежать к группе — то есть прогибаться под нее, подавляя свою личность. В речи на церемонии вручения дипломов Стив Джобс предостерегал вчерашних студентов от «какофонии чужих мнений, заглушающих внутренний голос» и советовал «отважно следовать своему сердцу и интуиции»333. Судя по данным изучения МПК, сделать это проблематично.

Наше самосознание — «сердце и интуиция» — на самом деле печется о соответствии нормам группы ради социальной гармонии. «Я» работает на общество и заставляет приспосабливаться к нему. Даже если Стив Джобс был исключением, подавляющее большинство людей подчиняется правилу. Помимо самолюбия частью «я» являются сформированные под влиянием социума ценности и убеждения. И даже если между ними все-таки возникнет конфликт, перевес к этому времени уже давно будет на стороне последних. Мы ведем битву с самими собой. К счастью, у эволюции в рукаве есть еще один козырь, который поможет социальным порывам одержать верх над эгоистичными.

Всевидящий самоконтроль

Я психолог и остаюсь им, конечно же, даже вне работы. Я воспринимаю жизнь, читаю книги и смотрю реалити-шоу по телевизору сквозь психологические очки. Поэтому я предсказуемо внимательнее изучаю социальное развитие сына, чем прочие родители. Я не укладывал его в фМРТ-сканер и не присоединял к его голове электроды ЭЭГ (пока!), но отмечаю разнообразные вехи созревания социального мозга.

Как правило, дети с младенчества подражают родителям334, но мой сын Ян не делал ничего похожего почти до года. С другой стороны, обычно дети начинают узнавать себя в зеркале в возрасте около двух лет335 — а Яна его отражение интересовало уже в шесть месяцев. В два с половиной года он успешно прошел аналогичный «Салли и Энн» тест на ложные убеждения — правда, в варианте «Бэтмен и Железный Человек». Но в последующих тестах результат повторить не удалось. Мое любимое исследование с участием Яна — это, несомненно, «тест с фруктовым льдом».

Мы живем в Южной Калифорнии, в часе езды от Дисней­ленда, поэтому часто в нем бывали. В первый раз мы поехали в парк, когда сыну было два года. Его еле удалось увезти домой в одиннадцать ночи, хотя приехали мы в восемь утра. Это явно был лучший день из предыдущих восьмисот в его жизни. Я готов поручиться: столько неразбавленной ра­дости ему не испытать в один прием уже никогда.

Девиз Диснейленда — «самое счастливое место на земле» — явно придуман про Яна.

За месяц до трехлетия мы спросили сына, чего он хочет больше — праздничную вечеринку или на два дня в Диснейленд. Ответ был готов через пару наносекунд. День накануне поездки был полон предвкушения, и казалось, что именно этого ребенок желает больше всего на свете. Это было началом теста с фруктовым льдом. Именно его Ян попросил на десерт. Наоми достала лакомство из морозилки, развернула, но я знаком ее притормозил. «Ян, куда мы завтра едем?» — «В Диснейленд!!!» — ребенок вскинул руки.

Сын не сводил глаз с фруктового льда, и я задал следующий вопрос: «А если бы надо было выбрать что-то одно — фруктовый лед сейчас или Диснейленд завтра?» У нас сохранилось видео этой сцены: по лицу Яна пробежала мрачная тень. Ему очень хочется и того и другого — но надо выбрать. И он воскликнул: «Фруктовый лед!!!»

Ян был готов пожертвовать завтрашней поездкой в Дис­ней­ленд ради лакомства, которое сегодня — да что там, сию секунду — уже находилось перед носом. Оно обещало краткое и скромное блаженство, но зато прямо сейчас. Ребенок не смог устоять перед немедленным удовольствием, несмот­ря на то что оно существенно проигрывало в масштабе зав­трашней альтернативе. Конечно, назавтра мы все равно поехали в Диснейленд (родители не звери!), и, разумеется, это оказалось гораздо лучше вчерашнего фруктового льда. Так мной был проведен своего рода современный вариант зефирного эксперимента Уолтера Мишеля: маленькое немедленное вознаграждение против большого отложенного.