Отец Кристины-Альберты - Герберт Уэллс

Внезапно до Саргона донесся успокоительный голос — голос того, кто как будто уверовал и принял его.

Прежде чем Бобби перебежал улицу, он выдержал стычку с Билли.

— Вон он! — сказал Бобби.

— Да не он это, — сказал Билли. — Где усы? Он же был сплошные усы.

— Сбрил, — ответил Бобби. — Я его где хочешь узнаю. Такая гарцующая походка. Это наш пророк, Билли, и ему явно грозят неприятности.

— Больше смахивает на аферу, — сказал Билли. — Где он раздобыл этого экстазного негритоса? Тут что-то нечисто, Бобби. Лучше не суйся. Вон полицейский надвигается.

Бобби поколебался.

— Не могу я его так бросить, — сказал он и юркнул через дорогу, как раз когда четыре мчащихся автобуса заслонили саргонистов от Билли.

— Извините, но куда вы? — спросил Бобби, нагибаясь к благодарному уху Саргона, несмотря на сильный толчок, на который не поскупился мистер Годли.

— Я объявил о себе, — сказал Саргон и тотчас уверенность вернулась к нему. Это же был Первый Ученик, и он отыскал своего Учителя. И теперь Саргон совершенно ясно увидел, что ему следует сделать. Этих первых последователей следовало наставить на путь истинный. Пора настала приобщить их к Учению. Для чего необходимо было отъединить их от шума и суеты улицы. И Саргону предстало видение — длинный ярко освещенный стол, ученики за ним, задающие вопросы, — и достопамятные ответы, великие изречения. И прямо впереди сиял, взрывался светом, уже друг в нужде, — внушительный и приветливый ресторан «Рубикон», пионер в замечательном замысле предлагать изысканные обеды по сходным ценам.

— Вон там, — объявил Саргон, описав рукой широкий полукруг, — мы отдохнем, вкушая пищу; я буду говорить, и все недоумения разъяснятся.

Светлое видение беседы с учениками за столом настолько восстановило величие Саргона, что входа в ресторан «Рубикон», который зазывно выпячивается на углу, он достиг, обретя еще двух учеников. Нищего, почтенной наружности, предлагавшего спички прохожим, и крайне умного вида мужчину лет пятидесяти, тощего, с жидкой бородкой, книгой о духоборах под мышкой, в митенках и выпуклой черной фетровой шляпе весьма необычной формы вроде паровозной трубы. Это последнее приобретение было сделано у самых дверей ресторана.

— Войдите, — сказал Саргон, сжав его локоть, — и поужинайте со мной. Я расскажу вам о вещах, которые изменят вашу жизнь.

— Так неожиданно! — произнес умного вида мужчина с напоминающей ржание нотой протеста английского ученого и джентльмена, подчиняясь хватке Саргона.

4

Само вторжение в ресторан «Рубикон» произошло бестолково и быстро. Саргону теперь все представлялось ясным и простым: либо он претворит в явь это видение длинного белого стола с его учениками вокруг, либо навлечет на себя страшное поражение. Его последователями руководило смешение неравноценных и несовместимых побуждений, как всегда бывает с последователями, а число их теперь почти достигало тридцати — более точному определению оно не поддается, так как пополнилось зеваками и прохожими из-за наименее достойного из трех экс-солдат, который, едва впереди замаячил ресторан «Рубикон», принялся испускать магические слова: «Пожрать на дармовщинку».

В этот момент внимание бдительного наружного стража — швейцара — отвлекли гости, подъехавшие в автомобиле, и поэтому саргонисты ворвались внутрь, не встретив иной помехи, кроме вращающейся двери, рассекшей их на пары и тройки, прежде чем впустить в вестибюль. Примерно двадцать их оказалось в этом помещении из мрамора, красного дерева и услужливых гардеробщиков, когда из-за технической неопытности мужчины в глубоком трауре механизм заело, подручный зеленщика вмешался без малейшего толку, и в конце концов его извлек оттуда вежливо негодующий швейцар. Человек с ушибленной голенью как будто отстал еще до приближения к ресторану, а туповатая девица в пурпурной шляпке удалилась восвояси в никем не замеченный момент.

В обширном, сверкающем и полном наблюдательных глаз вестибюле проявилась тенденция к рассосредоточиванию. Безработный экс-солдат с шарманкой в припадке внезапной застенчивости направился к мужскому гардеробу, чтобы сдать туда свой инструмент, и был тут же втянут в спор со своими коллегами. Двое двусмысленных субъектов в кепках и шарфах, казалось, усомнились в корректности своих костюмов. Но Саргон крепко держал новоизловленного джентльмена, а почтенный продавец спичек не собирался разъединяться со своим патроном в месте, полном света, роскоши и опасности. Мистер Кама Мобамба, высокий, улыбающийся, глянцевый, вручил шляпу с зонтиком гардеробщику и старался не отставать от Учителя, в безмятежной уверенности, что вступил в величественный портал фирмы африканских коммерсантов Лина и Маккея. А мистер Годли, с его врожденной потребностью в ясности, не желал расставаться с Саргоном без исчерпывающего объяснения, почему он не находит возможным сопровождать его и далее. Он следом за другими вошел в Большой зал, издавая неясные звуки, как разладившиеся часы с кукушкой. Репортер из Олдхема также еще держался, хотя уже пребывал в сомнении, о чем, собственно, он сможет написать. Воспитанник Итона, почти осознавший свою ошибку, предпочел несколько отъединиться, когда вошел в зал, оставив в гардеробе шляпу и зонтик.

А Бобби туда не вошел. В вестибюле его нагнал и остановил Билли.

— Тебя это не касается, Бобби, — сказал Билли. — Совсем не касается.

— Не могу понять, что он затеял, — сказал Бобби. — Как бы это не кончилось для него плохо.

— Не важно.

— Для меня важно.

— Администрация перепугалась, — сказал Билли. — И послала за полицией. Снаружи собралась толпа. Только посмотри, как они липнут к стеклам. Видишь, как вон тот пялится в дырочку. Как приятно будет Тесси и Сьюзен, если мы окажемся в полицейском суде.

— Но не можем же мы его бросить в такой переделке?

— А чем мы ему поможем?

5

В стенах ресторана Саргон сделал свое высшее и заключительное усилие, понеся мгновенное и полнейшее поражение. Но как бы то ни было, в бегство он не обратился. Он ринулся во фронтальную атаку на мир, который отправился покорять — как Саргон. И как Саргон, непобедимый Саргон, он претерпел полный разгром.

В ресторане «Рубикон» еще не воцарилось вечернее оживление. К тому же в «Рубиконе» оживление по вечерам царит меньше, чем в обеденные часы; он расположен далековато от Вест-Энда, и потому оживлен преимущественно днем. А час отведенной ему меры вечернего оживления еще не настал. Стройность рядов белых столиков (каждый со своей лампой и своими цветами) лишь кое-где нарушалась посетителями. Семейство с билетами в цирк, компания, подкрепляющаяся перед митингом в Кингсуэй-Холле; три-четыре пары театралов в вечерних костюмах; три-четыре странноватые пары, состоящие из довольно неопытного вида бизнесмена средних лет и крайне неопытного вида молодой женщины в обеденном туалете небезупречной элегантности — пары, которые в Лондоне встречаются повсюду, и еще трое бизнесменов с севера в по-шотландски солидных серых костюмах, обедающие с исчерпывающей полнотой от коктейля до ликера к кофе. Вот и все, кто пока украшал своим присутствием зал ресторана. На нижней галерее смутно маячили одна-две фигуры, а верхняя не была освещена. Атмосфера все еще была пронизана холодом и робостью. Даже троица с севера познавала лондонскую роскошь сдержанно, если не сказать — опасливо.