Лестница героев - Марина Ясинская

Однако когда оказываешься лицом к лицу с разбушевавшейся природной стихией, тут же понимаешь, насколько по сравнению с нею ты мал и жалок. Против авиолетов и зепеллинов врага у авионов всегда есть шанс. А перед яростью могучего шторма – практически нет. Только бежать. Что и пыталась сейчас сделать Ника.

– Тристан, – услышала девушка напряженный голос мадам эр Мада, после того как их тряхнуло особенно сильно, – садись за штурвал.

Пауза затягивалась. Или так казалось не на шутку нервничающей Нике.

– Не могу, – наконец ответил авионер.

– Я знаю, что ты устал и не в форме, – несколько раздраженно сказала мадам эр Мада. – Но даже у такого уставшего у тебя все равно куда больше опыта.

– Я не могу, – повторил Тристан. – У меня больше нет летного камня.

* * *

Потрясенной бывшая замначальница департамента Министерства труда не выглядела, скорее – задумчивой.

– Во-первых, джентльмены не могут будить летные камни, это всем известно, – начала она.

– «Всем известно» – самый беспомощный аргумент, – возразил Ансель. – Даже сейчас в Арамантиде есть авионер-мужчина, просто его, скажем так, не афишируют.

– А во-вторых, – продолжила Вивьен, будто ее не перебивали, – допустим на минуту, что твоя безумная версия о летных камнях верна. И ты утверждаешь, что монкулы существуют лишь потому, что когда-то власти решили именно так готовить аэролиты для повторного использования. Так вот, я совершенно точно знаю, что монкулы были созданы вовсе не для этого. Процедуру обращения разработали как гуманное наказание для преступников. Проводить годы в тюрьме – это очень непросто, и мало кто из заключенных, выйдя на свободу, может вернуться к нормальной жизни и стать полноценным гражданином. А вот время, проведенное монкулом, просто не откладывается у него в сознании; когда преступник приходит в себя, он только знает, что потерял определенное количество лет, и это само по себе уже достаточное наказание. К тому же у такого решения есть и выгодные, скажем так, побочные эффекты: государству не приходится тратить средства на содержание преступников в тюрьме, а сами они приносят пользу обществу. По всем параметрам идеальная пенитенциарная система.

– Верю, – охотно согласился Тайрек, весело сверкнув незаплывшим глазом. – Верю, что много лет назад те, кто стоял у истоков этой системы, именно так и думали. Наверняка ими двигали самые благородные мотивы. Но, видишь ли, на смену идеалистам всегда приходят их практичные последователи, которые обязательно начинают переделывать и совершенствовать доставшийся им идеал. И в итоге превращают его в нечто весьма от него далекое и служащее прямо противоположным целям. Я не сомневаюсь, что те, кто разрабатывал эту, как ты говоришь, гуманную систему наказаний, и думать не думали о том, чтобы использовать ее именно для «перезапуска» аэролитов. И тем не менее сейчас это одна из основных ее функций.

Вивьен молчала. То ли не хотела отвечать, то ли ей нечего было сказать.

– Когда количество аэролитов, которые могут разбудить дамы, угрожающе уменьшалось, на фабрику монкулов доставляли джентльменов, не совершивших никаких преступлений, – продолжил Тайрек; он словно хотел во что бы то ни стало достучаться до Вивьен, задеть ее за живое. – Тех, кто не будил аэролиты, отпускали, а тех, кому это удавалось, обращали в монкулов.

– Занятная версия. Долго ее придумывал? – изогнула бровь Вивьен.

– Увы, это правда, – развел руками Тайрек. – Когда Жандармерия начала проверку министерства, мне под шумок несколько раз удалось порыться в закрытых секциях архивов. Тех, с красным грифом двойной степени секретности.

Вивьен побледнела.

– Там я и нашел несколько прелюбопытных документов, – спокойно продолжил Тайрек. – Сопоставил их с информацией от других наших… вражеских агентов в других министерствах и с теми крупицами, которые тут и там мне удалось раздобыть самостоятельно. И картина сложилась сама собой.

Вивьен непроизвольно сделала шаг назад, будто стремилась оказаться как можно дальше от Тайрека.

Незаплывший глаз юноши смотрел на нее с искренним сочувствием.

– Мне жаль, Ви… Но я не вру. Подумай сама – какой мне смысл? Особенно сейчас.

– Ты не мог заглянуть в документы двойной степени секретности. Их даже не было в здании министерства! – отчаянно, словно пытаясь убедить саму себя, воскликнула Вивьен.

– Так думали почти все, кроме, наверное, самой министра труда и пары ее самых доверенных замов. Но, как оказалось, они там все-таки были. Ну, подумай сама, как бы иначе мне вообще стало известно об их существовании?

Вивьен молчала. Когда она заговорила, голос ее звучал хрипло.

– Я, конечно, замечала кое-какие моменты… странности, которые вызывали у меня вопросы. Но я всегда считала, что на них есть разумные ответы и, когда я заберусь достаточно высоко по карьерной лестнице, они станут мне известны.

– Но даже на своей должности ты получала некоторые ответы, – мягко продолжил Тайрек. – На фабрике монкулов ты спросила про процедуру возвращения сознания и ушла с директрисой фабрики. А когда вернулась, была сама не своя. Теперь-то я понимаю, что тебя тогда так поразило. К тому времени ты конечно же знала, что вот уже несколько лет монкулам не возвращают сознание. И полагаю, думала, что случилось нечто банальное и в целом невинное, вроде поломки оборудования…

Вивьен помрачнела, и Тайрек понял, что угадал.

– Но когда ты выяснила, что оборудование в полном порядке, его просто не используют по назначению, это стало для тебя потрясением, правда? – продолжил он. – Думаю, после этого ты начала копать, чтобы узнать настоящую причину. Выяснила?

– Выяснила, – глухо подтвердила Вивьен. – Критическая нехватка рабочей силы. Арамантиде требовалось очень много рабочих рук, чтобы заняться всеми проектами подготовки к войне, и монкулы стали самым простым решением.

– Поломка оборудования была бы предпочтительнее, правда? А тут все банально и цинично. Просто нужна рабочая сила… Очень сильно тогда разочаровалась?

– Но это же не произвол властей, – слабо попыталась возразить Вивьен. – Необходимость в рабочей силе диктовалась государственными интересами.

– Государственными интересами при желании можно оправдать вообще что угодно, – хмыкнул Тайрек. – Но я, собственно, не к тому завел эту тему. Если Империя обрекла множество людей на пожизненное существование в облике монкулов ради грандиозных строек, если она способна на такое, значит, вполне способна и на то, чтобы обращать невинных людей в монкулов, лишь бы заполучить новые аэролиты.

Вивьен закрыла лицо руками, словно пытаясь отгородиться от реальности.

– Если тебя это несколько утешит, – после долгого молчания заговорил Тайрек, – к такому решению власти подтолкнула – до определенной степени – и забота об авионерах. Лет пять-шесть назад, незадолго до того времени, как монкулам перестали возвращать сознание, произошло нескольких необъяснимых случаев: авионера внезапно теряла связь со своим аэролитом. Впрочем, это бывало и раньше, но тогда произошло несколько инцидентов подряд, и в Министерстве полетов появилась одна любопытная версия. Допустим, джентльмен разбудил аэролит. Его сразу обратили в монкула. Для его летного камня это все равно что смерть, и связь между ним и джентльменом прерывается. Теперь аэролит может разбудить дама. Она это делает, летает себе спокойно, а потом прежнему владельцу камня возвращают сознание. Предположительно тогда связь между ним и камнем восстанавливается, и при этом разрывается связь с последним владельцем, с дамой. Теорию эту, впрочем, так и не проверили… В любом случае, перестав возвращать монкулам сознание, власти сбивали двух птиц одним камнем: решали и реальную проблему с нехваткой рабочей силы, и предполагаемую проблему с прежними и новыми владельцами аэролитов.