Я знаю, ты где-то есть - Тьерри Коэн

Когда настал момент расставания, они дружески обнялись и пожелали друг другу хорошего отпуска.

– Да, кстати, ты сказал, что удалил сообщение Сары… но ты успел прочитать имя того, к кому она направила тебя на этот раз?

– Нет.

– Ой! Это можно было бы принять за решительность, только я думаю, что ты попросту испугался. Если бы ты действительно избавился от этого наваждения, ты чувствовал бы себя сильным и прочел его.

– Я не задумывался над этим. Просто нажал клавишу «Удалить», и всё.

– А вот мне хотелось бы узнать, в какую страну наша начинающая пифия собиралась отправить тебя на этот раз.

– Предпочитаю сам решать, куда мне отправиться. Через три недели лечу с Элизой и Анной на Корсику. Конечно, если Луццато оставит мне на это время, – пошутил он.

– А твоя работа?

– А меня скоро выгонят.

Она удивленно взглянула на него.

– Да? Кто тебе сказал?

– Никто, но это скоро случится.

* * *

– Это что такое, Бомон? Что это значит?

Дюшоссуа держал в руке копию контракта с «Дютертр-Стилем».

– Что мы разместили заказ на этом предприятии, – ответил Ноам без всякого выражения.

– Но это же немыслимые цены! Перед вами были поставлены конкретные задачи, или я ошибаюсь? – бушевал патрон.

– Сроки и качество будут такими, как мы хотели. Но… что касается тарифов – это невозможно.

– Невозможно?

– Партнер не может работать себе в убыток – для него это самоубийство.

– Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, Ноам, – пригрозил Дюшоссуа.

– Да там же неплохие цены! Конечно, большой прибыли от этой сделки не будет, но зато клиенты оценят качество продукции, за это я ручаюсь. А разве сохранить в кризис клиентов – это не самое главное? Разумеется, доходы у «Барама» несколько сократятся, но к моменту выхода из кризиса у них будет качественная продукция, которую с радостью примут в торговой сети. Думаю, со временем они скажут вам спасибо.

Дюшоссуа встал, стиснув от злости зубы.

– Вы что, меня за дурака принимаете, Ноам?

– Откровенно? Нет. Если бы вы были дураком, вы не добились бы такого успеха. Вы просто страшно самовлюбленный человек и сами уже не понимаете, до какой степени.

Патрон растерянно уставился на него.

– Как вы смеете так говорить со мной?

– Я не хочу больше скрывать своих мыслей, как делал до сих пор.

– Да вы с ума сошли! Что это за игру вы затеваете?

– Я решил не делать ничего против своих убеждений. И не подчиняться тем, кто видит во мне только слабые стороны и всячески их использует.

– Если у вас накопилось ко мне столько претензий, почему было не прийти и просто не поговорить со мной – как мужчина с мужчиной?

– Как мужчина с мужчиной? Да вы хотя бы понимаете, что означает это выражение? Разве окружающие люди ровня для вас?

Побледнев от ярости, Дюшоссуа прищурился, как приготовившийся к прыжку хищник.

– Понятно. Значит, это было политическое выступление. Трудящиеся и капиталисты, одни – добрые и честные, другие – злые и жадные.

– Я ничего не требую от вас. Впрочем, мне ничего от вас и не надо.

Дюшоссуа злобно ухмыльнулся.

– Что-то вы больно осмелели, Бомон. Оскорбляете меня, чтобы подняться в собственных глазах. Так знайте, что я вас раскатаю в лепешку. Сначала я разорву этот контракт. Потом вышвырну вас вон за грубую ошибку в работе. И напоследок постараюсь, чтобы вас не взяли ни в одну контору нашего профиля.

Ноам встал.

– С контрактом вам ничего не сделать. Только попытайтесь его опротестовать – заплатите серьезную неустойку. Соответствующий пункт найдете на восьмой странице. Вышвырнете меня за грубую ошибку? Какую? Что я заключил плохой контракт? Но такие цены вполне приемлемы на рынке. Что же касается моей дальнейшей работы… Вы что, из тех начальников с манией величия, которые думают, будто их власть распространяется за пределы их предприятия?

Он сделал несколько шагов к двери и обернулся.

– Найдите для моего увольнения мотив поприличнее. Кризис, например. Вам, разумеется, придется выплатить мне жалованье за несколько месяцев, что предусмотрено моим договором о найме, но я не буду противиться увольнению – доставлю вам такое удовольствие.

И, не дав патрону времени на ответ, он вышел из кабинета.

* * *

– Ты окончательно рехнулся!

Сами в крайнем возбуждении шагал взад-вперед по офису. Ноам молча следил за ним глазами.

– Слушай, может быть, это еще можно исправить. Я могу сходить к боссу, сказать, что все это у тебя от депрессии, в чем я, впрочем, и сам уверен, и предложить провести переговоры с этим партнером заново. Если предложить Дютертру несколько мелких контрактов, этот он наверняка согласится разорвать.

– Не лезь не в свое дело, Сами. Не навлекай на себя гнев Дюшоссуа. Послушай меня: я все сделал сознательно. Все предусмотрел, в том числе и то, что меня захотят выставить вон. Я принял решение, которое давно должен был принять. И теперь, освободившись, чувствую себя гораздо сильнее.

– Но что ты теперь будешь делать?

– Поживу немного для себя.

Сами смиренно сел напротив друга.

– Хорошо, ты поедешь в отпуск, это тебе необходимо. Ну а потом?

– Потом – не знаю. Пойду на курсы авиапилотажа, я всегда об этом мечтал. Или найду другую работу. Диплом у меня хороший, и опыт работы достаточно большой, с хорошими результатами. Ну конечно, если не брать в расчет увольнение.

Сами пожал плечами.

– Но мне хочется работать с тобой. Что я без тебя буду здесь делать?

– На мое место назначат другого парня, ты с ним подружишься, будешь им руководить. А если нет, то, может, и тебе в один прекрасный день все надоест, и ты подыщешь себе новую работу по вкусу.

– Смотри-ка, мы поменялись ролями. Теперь ты весь такой позитивный, а я все вижу в мрачных тонах. Остается только надеяться, что ты не обманываешь сам себя, Ноам.

– То есть?

– Что этот бунт не результат сиюминутной эйфории, которая быстро закончится, и тогда ты еще глубже потонешь во мраке.

16 августа 2011 года

Меня как будто несет какая-то новая сила. Визит к отцу, уход с работы, отказ от продолжения этих нелепых поисков – каждое из этих решений наполняло меня новой, особой энергией. Такое впечатление, будто я стал новым человеком или по крайней мере приблизился к тому, кем всегда хотел быть. Эта сила пьянит меня. Может быть, даже слишком. Я как человек в начале пьянки, который, избавившись наконец от робости, чувствует прилив сил.