Измена.Любовь - Далиша Рэй

class="p1">— А…? — я дернулась в сторону приемной: — Там эти двое в моем ноутбуке копаются!

— Пусть копаются. С ними без нас разберутся, мы только мешать будем, — Платон настойчиво подпихнул меня в кабину лифта и нажал на кнопку первого этажа.

Стоило дверям закрыться, шагнул ко мне и обнял. Пробрался руками под полы моего пальто. С силой стиснул мои бока и выдохнул в висок:

— Па-авла… Домой, срочно. Я просто ужасно соскучился.

Глава 50

Моя щека лежала на твердом, мокром от пота мужском животе. Я утыкалась в него носом, вдыхая его горьковатый запах. Трогала губами. Слизывала языком солоноватую влажность с кожи.

Проводила кончиками пальцев вниз, по узкой дорожке темных волос, и ползла обратно, к впалой ямке пупка.

Еще мне ужасно хотелось запустить пальцы в темные волосы у него на груди. Но сделать это в пятидесятый, наверное, раз я стеснялась. И так без конца перебирала, дергала и зарывалась в них пальцами, не в состоянии оторваться.

Платон, смеясь, обозвал меня маньячкой, когда я в очередной раз принялась ее трогать.

— Да я терпеть не могу волосатую мужскую грудь! Ненавижу просто! — совершенно искренне воскликнула я, и опять зарылась в нее пальцами, улыбаясь от того, как это приятно.

— Ага, я вижу, что ненавидишь, — над моей макушкой раздался смешок и мужская ладонь сочно шлепнула меня по попе.

— Э-эй, чего дерешься? — я запрокинула голову и возмущенно уставилась в улыбающиеся карие глаза.

— Аппетитная, потому что, — «понятно» объяснил этот удивительный мужчина. Ухватил меня за бока и подтянул повыше. — Ползи сюда. Я, между прочим, тоже хочу твою грудь потрогать.

— А то ты не натрогался, — фыркнула я, страшно довольная, что его ладонь уже пробралась куда надо. И уже начала трогать и гладить там, где надо…

— Красивая Павла, — с удовольствием произнес Платон. — Моя…

— А это еще вопрос, твоя ли… — протянула я ехидным голоском. — Между прочим, это я тебе в любви объяснилась, а не ты мне… И кое-кто после моих слов онемел от ужаса.

— Вовсе не от этого, Павлуша-красотуша. А от шока и счастья. Ну и от неожиданности, конечно — удивлять ты умеешь.

— Петя сказал, что если у тебя ко мне несерьезно, то он подправит твою красивую физиономию, — страшным голосом припугнула я и попыталась убрать его руку от своей груди. — А Петя боксом занимался, у него удар поставлен.

— Тогда мне стоит подумать, как быть — угроза-то нешуточная, — задумчиво протянул этот нахал и переложил ладонь с моей груди на мое же правое полупопие.

Весело его потискал. Переполз на левое, погладил и снова вернулся к правому.

— Значит придется жениться на тебе, раз все так сурово, и брат готов вступиться за поруганную честь сестры, — заявил совершенно серьезным голосом и снова пополз ладонью в сторону моей груди.

— Вот ты гад, Платон Вяземский! — в сердцах воскликнула я и… подвинулась, чтобы его ладони было удобнее меня обнять.

— Угу. С тебя за это твоя обалденная каша и кофе. Завтра утром, конечно. А сейчас иди-ка ко мне поближе, а то я давно тебя не целовал.

Миг, и я лежу, вытянувшись на его теле. Приоткрыв рот от изумления и восторга, чувствую, как в низ моего живота упирается его быстро растущее возбуждение.

— Плато-он! Д-да мы всего пять минут назад… И перед этим, совсем недавно… — я от шока даже заикаться стала.

— Что делать, если ты такая соблазнительная красотка, — передо мной его смеющиеся глаза, на дне которых плещется, разрастаясь тот огонь, в котором я уже сгорала.

И я тянусь к нему. Ныряю с головой в это ослепительное пламя, сжигающее меня прошлую.

Меня неуверенную в себе. Меня нелюбимую собственной матерью. Меня забытую отцом. Но почему-то нужную этому мужчине, в чьих глазах я вижу себя совсем не такой, какой привыкла всегда видеть…

— «Па-авла…» — и его шепот в моем сердце, расплавляя покрывавшую его толстую изморозь.

— «Красавица…» — его руки на моем теле, и я точно знаю, что то правда — я прекрасна.

— «Моя…» — и я сгораю в его нежности, потому что ее так много, что мне не по силам это вынести…Но я стараюсь.

Держусь из последних сил, пытаясь не рассыпаться раньше времени, не успев насладиться своим счастьем.

И все равно распадаюсь. Но не пеплом, а звенщими хрустальнми брызгами, превратившимися в те самые звезды на небе, про которые раньше думала, что это другие солнца…

— Ты как, жива? — раздался довольный смешок у моего влажного виска, когда через вечность я лежала на большом, еще подрагивающем от неутихшей страсти мужском теле.

— М-м-м… — так хорошо, что я могла лишь мычать.

— Ладно, можешь не отвечать, — мужская ладонь легла на мой затылок. Прижала еще крепче к груди, на которой я без сил распласталась.

И после паузы:

— Только я не понял, ты замуж-то выйдешь за меня?

Глава 51

Сообщение от мамы пришло утром. Вернее, почти ночью, по ее давней привычке не смотреть на часы, и звонить или писать, когда ей удобно. Так что, отправлено оно было примерно в пять утра по московскому времени.

Просто я его не услышала и не увидела, занятая совсем другим делом. Как раз в это время мы целовались с Платоном, почему-то дружно проснувшись в эту несусветную рань, и не найдя ничего лучше, как заняться друг другом.

Да и что может быть лучше, чем жаркие, жадно тянущиеся к тебе губы мужчины, от которого у тебя сносит голову. Чем его пальцы, медленно рисующие завитки на твоем животе, от чего под кожей становится щекотно и жарко.

Что лучше, широких ладоней, сдавливающих твои бока так, что внутри что-то сладко хрустит и растекается истомой.

Чем глаза с расширившимися, лихорадочно блестящими зрачками, не отрывающиеся от твоей шеи и груди. Скользящие по пылающей коже так, что это становится нестерпимым, и хочется, чтобы по ней прошёлся его язык, оставляя влажные, остывающие прохладой дорожки.

Ничего нет лучше этого.

И уж тем более, не сообщения, приходящие на твой телефон в пять утра…

Потом, так и не увидив это смс, я кормила Платона завтраком — снова овсяная каша, но теперь с сушёной черникой и диким количеством масла, найденными у Платона в холодильнике.

У меня даже руки затряслись от ужаса, когда я накладывала все это в тарелку этому необычному мужчине — где видано, чтобы мужик на завтрак ел кашу, да ещё нахваливал ее?

Я же знаю, что мужчины — это хищники, и утром для