Дети солнца - Светлана Шишкова-Шипунова

— Сиську ищут, — сказал папа.

Незадолго до этого родилась наша Аллочка, так что в доме как раз водились бутылочки с сосками. На первый случай мама сцедила в стакан немного своего молока, перелила его в бутылочку и дала по очереди щенкам. Но при этом сказала папе, что кормить ещё и собак она не собирается, поэтому нужно теперь покупать не три литра молока, как покупали до этого, а на литр больше.

Щенков я совсем не боялась, а наоборот, очень любила, они жили на дне большой коробки, откуда мы с Неллей часто их доставали, трепали и тискали. Щенки были толстые, неповоротливые, забавные. Когда пришло время, папа сказал:

— Ну, выбирайте, какого оставим себе.

Нам больше всех нравился серый щенок, но оказалось, что это девочка.

— Нет, — сказал папа. — Никаких девочек. Надо оставить кобелька.

Папа выбрал его сам — самого маленького и самого, как нам с Неллей казалось, некрасивого из трёх, чёрного с ног до головы — и сказал, что это он сейчас такой маленький, а когда вырастет, будет большой и красивый. Двух других папа отнёс к себе на работу и отдал там каким‑то людям. Чёрного щенка назвали Тарзаном (как героя очень популярного в те годы фильма), вскоре он переехал с нами на новое место – в дом–барак на 2–м проезде Айвазовского – и прожил там целых 17 лет, охраняя двор, гараж и папину машину. Взрослого Тарзана я также избегала. Если случалось мне выносить ему во двор еду, то я останавливалась на расстоянии, куда он не доставал на своей цепи, и издали довольно метким броском закидывала еду в миску. Главной подружкой Тарзана была наша Аллочка, они ведь были ровесники и выросли вместе, Аллочка его жалела и потихоньку таскала ему куски со стола.

Умер Тарзан, должно быть, от старости. Однажды утром, открыв гараж, папа обнаружил его на цементном полу околевшим. Больше всех горевала Аллочка, она даже крестик из прутьев поставила в том месте поляны (недалеко от дома), где папа закопал Тарзана, и положила там букетик мелких пахучих ромашек.

После Тарзана собаки в нашем дворе стали неизвестно откуда появляться и неизвестно куда исчезать. То какая‑то Альба, которой Алла с Женей устроили домик прямо под крыльцом, то какой‑то Пушок, которого Женька притащила в квартиру и поселила за диваном…

Ещё однажды мне пришлось совершенно против своей воли иметь дело с собакой, причём дело вышло очень неприятное. Очередной щенок моих младших сестёр, выпущенный во двор, вдруг куда‑то запропастился. Они искали его, звали, Женька ревела, мне стало её жалко, и я пошла искать сама. Оказалось, щенок свалился в выгребную яму уборной в конце двора. Там было неглубоко, надо было только лечь на землю и постараться опустить руку как можно ниже, щенок барахтался сверху, на виду. Преодолевая отвращение, зажмурившись и заткнув левой рукой нос, правой я полезла в гадостную яму. Щенок был спасён, но от него сильно воняло, пришлось долго мыть его под краном во дворе, после чего также долго мыть руки сначала хозяйственным, потом туалетным мылом, да ещё протирать папиным «Шипром», но даже ночью мне всё казалось, что рука чем‑то пахнет и я старалась засунуть её подальше за спину. Когда вечером мои сестры рассказали эту историю родителям, те не поверили.

— Наша Светка? Собаку? Из уборной? Не может быть! Это что‑то в лесу сдохло, — сказала мама.

Потом я выросла, вышла замуж и ушла жить к мужу. Собак, обитавших в доме родителей уже после меня, я, приходя к ним в гости, старалась не замечать. Лет десять жил у них тибетский терьер Микки, подаренный им моим мужем. Из‑за этой собаки я не хотела переезжать к нему после свадьбы, и надо было куда‑то её деть, выручили мои же родители. Правда, они переименовали этого Микки в простого Митьку. Он свободно бродил по всем четырём комнатам их новой квартиры на улице Тургенева, спал в кресле и вообще чувствовал себя хозяином. Кормила его мама тем, что сами ели, то есть хорошо кормила. Всех, кто приходил, Митька встречал на пороге, обнюхивал и облаивал и без вмешательства папы или мамы не пропускал в комнату. На меня он лаял особенно усердно, и я, едва переступив порог, звала на помощь:

— Папа! Папа!

Выходил папа, брал Митьку за шкирку, утаскивал в дальнюю комнату, закрывал там и не выпускал, пока я не уходила.

Потом, когда Митька состарился и умер, появилась некая Мика — совсем уж дворняжка. Последним в длинной череде собак, коротавших век под одной крышей с моими родителями, оказался этот самый Дружок. История его особая.

В середине 80–х наша мама стала увлечённо читать перестроечную прессу. Каждую среду в шесть утра она выходила из дому и шла к газетному киоску, чтобы успеть купить свежий номер «Московских новостей» и «Огонька», позже там уже выстраивалась целая очередь, и самых интересных изданий на всех не хватало. Мама читала все подряд, всему, что там было написано, верила и за те несколько лет, что она читала, сознание её очень сильно изменилось. Папа предпочитал и в эти годы читать книжки, причём — старые, написанные давным–давно (например, «Морские рассказы» Станюковича), а ко всему происходящему относился довольно скептически и часто говорил маме:

— Бросай ты читать эту политику, а то свихнёшься!

Но мама читала. В киоске «Союзпечать» была у неё своя, прикормленная тётка, которой она немного переплачивала, чтобы та оставляла ей нужные издания. И вот однажды приходит мама утром к киоску, а там сидит собачка — небольшая такая, чёрненькая с белым, похожая на ту Лайку, что когда‑то летала в космос. Сидит и смотрит на маму выразительными карими глазками. В первый раз мама никак не отреагировала, но когда на следующий день опять встретила на том же месте ту же собачку, она уже обратила на неё внимание и даже спросила у своей знакомой киоскёрши, чего, мол, это у вас тут собачка второй день сидит. Та ответила, что вот, мол, приблудилась и сидит. Ещё через день мама, идя за газетами, захватила с собой кусочек колбаски, и это решило всё дело. Собачка проводила маму до подъезда, благодарно помахала ей хвостиком, а наутро встретила у киоска, как родную — прыгала и ластилась. Несколько дней мама носила ей то колбаску, то котлетку, и кончилось, конечно, тем, что в одно прекрасное утро папа проснулся и обнаружил в квартире неизвестное существо. Произошёл небольшой, как он говорил, «скандалевич», во время которого мама заявила, что собака «будет жить у нас», а папа, в свою очередь, что выводить её гулять он не собирается, хватит с него Митьки, которого он водил столько лет.

— Я думал хоть отдохну после него, так нет, она опять привела… – ворчал папа, впрочем, не слишком сердито.

Собачку назвали Мика (в память о Митьке) и оставили в квартире, а спустя полгода она принесла пятерых щенят — всех разного цвета. У мамы с папой жил тогда «на пятидневке» самый младший на тот момент внук — Родион. Именно он и выбрал из пятерых щенков одного — белого с круглым черным пятном на левом боку и чёрными кисточками на ушках (остальных папа вынес на рынок и продал по пятёрке). Родион и имя дал щенку. По радио часто звучала тогда в детских передачах слащавая песенка: «Пропала собака по кличке Дружок…».