Ты теперь моя - Елена Тодорова

Отдышавшись, Савельева хмурится.

— Когда это ты говорила? Я такого не припомню… — забирает обратно рожок.

— Всегда!

— Нет, не говорила, — машет перед моим лицом указательным пальцем. — Напротив, утверждала, что я «посредственная» и «выскочка с района».

— Ну, ты вспомнила, — искренне смеюсь над ее обиженной моськой. — В те времена ты меня тоже не Хоролей называла, а… Дай-ка вспомнить…

— Нет! Не вспоминай! — верещит подруга.

— Ты называла меня «вульгарной соской»!

— Что? Фу! Не только так! «Соской» ты была только с красными волосами. А в остальное время — «показушницей», «надоедливой блохой» и «принцесской». Я тебе всегда завидовала.

— А я тебе, — в свою очередь легко признаюсь я. — Потому что у тебя талант имелся, а мне каждую вершину приходилось брать кровавыми мозолями.

— Знаешь, — проговаривает Рита, облизывая подтаявший пломбир с вафли, — в большинстве случаев успеха достигает как раз тот, кто обладает вот таким сумасшедшим упорством, как у тебя, а не талантами.

— Тебе целеустремленности тоже не занимать, — дергаю ее за хвост, когда она вновь, будто голодная псина, на это мороженное бросается. — Так что, все получится! Я в тебя верю!

Савельева хочет возразить, но в этот момент звонит мой мобильный. Показываю ей имя абонента, без слов привнося понимание: не могу проигнорировать вызов.

— Да. Алло. Привет, Рома, — все это выпаливаю скороговоркой.

— Привет. Вы еще в парке?

— Да. Гуляем. Чарли под присмотром — можешь быть спокоен, — рискую пошутить, хотя и знаю, что Саульский не любит бессмысленных телефонных бесед.

— Идите к выходу. Я на подъезде.

— Что-то случилось?

— А должно?

— Нет… Просто сейчас только четвертый час дня, пятница…

— Ты же хотела на сосновый мыс?

— Конечно! Хочу! Едем? — ору в трубку, не скрывая радости.

— Едем, — кажется, что он тоже улыбается.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— А у меня с собой ничего…

— На территории есть все необходимое.

— Ну, да. Океюшки, Рома. К главному выходить, да?

— Да.

Отключившись, виновато смотрю на Ритку.

— Ой, не надо только этих драматических сцен, — фыркает она. — Я поняла! Не дура же! Катись колбаской к своему супружнику. Я вон с Чарли догуляю, — оборачиваясь, глумливо стоит Макару глазки. — А? Чарли, ты как? Не против?

Мужчина останавливается перед нами, но, как и всегда, хранит молчание.

— Нравится он мне, — продолжает Савельева, прицокивая языком. — Что ни скажешь — стерпит. Хрен из себя выведешь! Мы друг другу очень подходим, правда?

— Ага, — притворно вздыхаю, глядя на объект обсуждения. — Он тебе шею свернет, и все дела.

— Ну, не сразу же! Тебе до сих пор не свернул.

— Мне он не может. На мне вето. А так бы уже, — режу ребром ладони себе поперек горла.

— Надо же… Выглядит очень… уравновешенным.

— На выход обе, — грубо выдает Чарли, постукивая пальцем по циферблату часов.

Мы с Савельевой в унисон манерно охаем и выдыхаем «Мамочки, он заговорил!», прежде чем припустить к центральным воротам.

Приходится немного подождать.

Мы виделись с Ромой утром, но сейчас каждая минута ожидания наполняет мою грудь безудержным трепетом предвкушения встречи. Воображение рисует волнующие моменты предстоящих выходных. Не могу перестать улыбаться и не могу заставить себя говорить.

— Ты сейчас так умилительно выглядишь, — смеется Рита.

— Как красивая кошечка?

— Нет, как болонка с бантиком.

— Почему с бантиком? Зачем бантик?

— Только с бантиком болонка достигнет уровня твоей мимишности.

— Ты невозможная! — хохочу я.

Саульский коротко здоровается с Ритой и дает Макару распоряжение отвезти ее домой. На долгие прощания нет ни времени, ни, честно говоря, особого настроя. Все мои мысли уже занимает Рома.

Кивая Чарли, прошу Савельеву написать из дома, она со смехом поддевает, дескать, не забудь прочитать. На этой ноте рассаживаемся по машинам и разъезжаемся в разные стороны.

— Ты сегодня прям очень рано.

— Да, получилось. Оставил Семена в порту за главного.

— Мы на все выходные?

— Почти.

В груди разливается искрящееся тепло, когда Рома, кажется, машинально находит мою ладонь и, сплетая наши пальцы, тянет ее себе на бедро. Чтобы утихомирить отчаянное желание забраться к нему на колени, я на мгновение дышать перестаю. Если бы не сопровождение, я бы не колебалась ни секунды. Больше нет стеснения и страха получить не ту реакцию, на которую рассчитываешь. Но здесь я, конечно, сдерживаюсь. Мы не проявляем эмоции публично. Саульскому такое не по статусу.

— А «почти» — это как? — тихо спрашиваю и улыбаюсь, встречая его сосредоточенный взгляд.

— В воскресенье утром будем возвращаться. У меня встреча ближе к обеду.

— Окей. Мне подходит.

Я и за эту малость очень ему благодарна. Знаю, чего стоит с его графиком вот так вот вырваться за пределы города.

Получаю удовольствие здесь и сейчас. В дороге тоже можно разговаривать, смотреть друг другу в глаза, намеками давать обещания, медленно разгораться, неизбежно добираясь до точки кипения.

— Закажем ужин в номер?

— Тебе же нравится на публике? Я столик зарезервировал, — его голос звучит ниже, чем обычно.

— Нравится. Но сегодня я хочу только вдвоем.

— Как пожелаешь.

Сжимаю его пальцы. Он сжимает в ответ, а потом расслабляет тиски и проходится шероховатой подушечкой большого пальца по тонкой коже моего запястья. Простое касание, а тело вмиг откликается. Мурашки разбегаются. В мышцы кровь приливает. Галопируя толчками по венам, накаляет общую температуру тела. Мне становится жарко. Сбивается дыхание. Учащается сердцебиение. Пульс дробит виски. Но я смотрю на Саульского и улыбаюсь, безраздельно отдавая ему всю свою душу.

Сауль

Меня сложно чем-то удивить. Слишком много у меня было женщин. Я делал с ними разные вещи. Это никогда не затрагивало душу, не вызывало каких-то чрезвычайно бурных эмоций. Секс — это лишь звериные инстинкты, которые периодически необходимо удовлетворять.