The Cold War: A New History - Джон Льюис Гэддис

в ее практике был закреплен принцип невмешательства во внутренние дела суверенных государств - даже если самые могущественные из них нарушали этот принцип. Так, ООН не осудила бы применение Советским Союзом военной силы для подавления инакомыслия в Восточной Германии в 1953 году, Венгрии в 1956 году и Чехословакии в 1968 году, или тайные действия США по свержению правительств Ирана в 1953 году, Гватемалы в 1954 году, попытки свержения на Кубе в 1961 году и в Чили десять лет спустя. ООН также не протестовала против человеческих жертв, когда Сталин начал послевоенные чистки в Советском Союзе и Восточной Европе, когда Соединенные Штаты объединились с авторитарными режимами, чтобы не допустить прихода коммунистов к власти в "третьем мире", или когда Мао Цзэдун позволил миллионам китайцев умереть от голода в результате "Великого скачка вперед".

Все это означало, что если ограничения на власть в целях обеспечения справедливости и возникнут, то они должны исходить не от ООН, а от государств, которые сами вели "холодную войну". В конце 1940-х - начале 1950-х годов это казалось маловероятным: зачем сверхдержаве ограничивать свою власть? Однако к середине 1970-х годов невероятное стало необратимым. Процесс, в ходе которого это произошло, был наиболее заметен в США, где "холодная война" сначала увеличила, а затем уменьшила разрыв между властью в мировых делах и принципами универсальной справедливости.

 

II.

Американские официальные лица поначалу были вполне обоснованно уверены в том, что смогут сдержать Советский Союз и международный коммунизм, не отказываясь от стандартов поведения, выработанных на собственном внутреннем опыте12 . Они твердо верили, что агрессия связана с автократией и что стабильный международный порядок лучше всего строить на таких принципах, как свобода слова, свобода убеждений, свобода предпринимательства и свобода политического выбора. "Вопрос о советско-американских отношениях, по сути, является проверкой ценности Соединенных Штатов как государства среди государств", - писал Кеннан летом 1947 года. "Чтобы избежать разрушения, Соединенные Штаты должны лишь соответствовать своим лучшим традициям и доказать, что они достойны сохранения как великая нация. Конечно, никогда не было более справедливого испытания... чем это".

Возможно, это было справедливое испытание, но оно не было легким: почти сразу же стало нарастать давление, требующее разрешить действия за рубежом, которые были бы неприемлемы внутри страны. Сам план Маршалла - на первый взгляд, успешная проекция внутренних ценностей на "холодную войну" - наглядно продемонстрировал эту проблему. Его целью было обеспечение политической свободы путем восстановления экономики в оставшихся некоммунистических государствах Европы: только голодные и деморализованные люди, по замыслу разработчиков плана, будут голосовать за коммунистов. Но на оздоровление и восстановление уверенности в своих силах потребуется время, а тем временем голосование уже шло. Особенно остро эта проблема стояла в Италии, где крупная коммунистическая партия, щедро финансируемая из Москвы, вполне могла победить на выборах в апреле 1948 года. Если бы это произошло, последствия февральского переворота в Чехословакии могли бы быть психологически разрушительными. "Если Италия станет красной, - предупреждал один из советников Госдепартамента, - коммунизм в Европе уже не остановить". А поскольку американская помощь только начинала поступать, план Маршалла мало на что мог рассчитывать, кроме обещаний.

Только что созданное Центральное разведывательное управление в то время не имело ни возможностей, ни полномочий для проведения тайных операций: такова была относительная невинность той эпохи. Но при поддержке Госдепартамента оно взялось за дело. Она быстро организовала тайное финансирование христианских демократов и других некоммунистических партий в Италии, а также поддержала кампанию по рассылке писем итало-американцами своим друзьям и родственникам. Эти импровизированные меры сработали: 18-19 апреля итальянские коммунисты потерпели поражение на избирательных участках. Кеннан пришел к выводу, как он позже вспоминал, что "в сложившихся необычных обстоятельствах... иногда возникала необходимость в действиях правительства США, которые не вписывались в рамки его открытых операций и за которые оно не могло взять на себя официальную ответственность". Вскоре после этого Совет национальной безопасности расширил роль C.I.A., включив в нее

пропаганда, экономическая война; превентивные прямые действия, включая саботаж, антисаботаж, разрушения и эвакуационные мероприятия; подрывная деятельность против враждебных государств, включая помощь подпольным движениям сопротивления, партизанам и группам освобождения беженцев, а также поддержку коренных антикоммунистических элементов в находящихся под угрозой странах свободного мира.

Все эти мероприятия должны были проводиться таким образом, "чтобы в случае разоблачения правительство США могло убедительно снять с себя всякую ответственность за них" .Короче говоря, американские чиновники должны были научиться лгать.

Как же это согласуется с прежним утверждением Кеннана о том, что Соединенным Штатам достаточно "соответствовать своим лучшим традициям", чтобы "доказать, что они достойны сохранения в качестве великой нации"? Кеннан настаивал на том, чтобы Госдепартамент контролировал деятельность C.I.A., чтобы "правдоподобное отрицание" не означало отмены всех ограничений: он лично ожидал "конкретного знания целей каждой операции, а также применяемых процедур и методов, когда [они] связаны с политическими решениями". Он признал, что такие инициативы должны быть "максимально гибкими и свободными от регламентов и административных стандартов, регулирующих обычные операции". Однако такие инициативы должны быть редкими: возможность их реализации будет предоставляться "тогда, когда и если возникнет случай, когда это может понадобиться", но "могут быть годы, когда нам не придется делать ничего подобного". Позднее Кеннан признавался: "Все получилось совсем не так, как я задумывал".

Число сотрудников C.I.A., участвовавших в секретных операциях, выросло с 302 в 1949 г. до 2812 в 1952 г., и еще 3142 человека работали за рубежом по "контракту". К тому времени они были размещены в 47 точках за пределами США (в 1949 г. их было 7), а годовой бюджет секретных операций вырос с 4,7 млн. долл. до 82 млн. долл. Подобные действия также не были редкими. К моменту вступления в должность администрации Эйзенхауэра ЦРУ регулярно пыталось внедрить шпионов, диверсантов и лидеров сопротивления в Советский Союз, Восточную Европу и Китай. Оно финансировало якобы независимые радиостанции, вещающие на эти страны, а также профсоюзы, научные конференции, научные журналы и студенческие организации - некоторые из них находились на территории США. Она сотрудничала с ВВС в проведении разведывательных полетов, которые регулярно нарушали воздушное пространство СССР и других коммунистических государств. Проводились эксперименты с токсинами и препаратами для контроля сознания. Проводились операции по борьбе с повстанцами на Филиппинах. И, опираясь на местных сторонников и группы эмигрантов, она успешно свергла левые правительства Мохаммеда Моссадега в Иране в 1953 году и Хакобо Арбенса Гусмана в Гватемале в 1954 году, которые национализировали иностранную собственность в своих странах, что заставило Вашингтон заподозрить их в симпатиях к коммунизму. Расширение масштабов и