Легчайший воздух - Минка Кент

В нем пусто.

Ни молока. Ни яиц. Ни масла. Ничего скоропортящегося. Ничего, что могло бы испортиться от длительного хранения.

Более того, в холодильнике даже не холодно. Уезжая, он отключил его, как будто собирался отсутствовать достаточно долго.

Значит, он планировал уйти на некоторое время.

Захлопнув дверцу холодильника, я проверяю спальню. Кровать застелена, уголки аккуратно заправлены, подушки в изголовье стоят прямо, корзина для белья пуста.

Я рывком открываю дверцы платяного шкафа и вижу полный кавардак.

У меня тотчас сжимается сердце.

Большая часть одежды отсутствует.

Джинсы, футболки – все повседневные вещи исчезли. На плечиках одиноко висят лишь несколько старых костюмов, которые он никогда не надевал, за исключением особых случаев, коллекция узких галстуков и десяток старых свитеров, еще со времен колледжа, которые он годами собирался пожертвовать какой-нибудь благотворительной организации.

Я проверяю ванную.

Его зубная паста со вкусом корицы. Его шампунь с аргановым маслом. Его бритвы с тройным лезвием.

Все это… исчезло.

Восемь месяцев назад

– Ты совершаешь огромную ошибку. – Сегодня вечером голос Харриса как никогда полон раздражения.

Большую часть последних месяцев я провела, рассказывая ему про Эндрю, а сегодня вечером сбросила несколько бомб. Консультации у психолога приносят свои результаты.

Я по-прежнему люблю Эндрю.

И теперь он хочет ребенка.

– Это ваша развилка на дороге, – говорит Харрис. – Это твой последний шанс уйти от него. Я не понимаю, Мер. Что, черт возьми, изменилось?

Последние несколько месяцев Харрис упрямо подталкивал меня к разводу, невзирая на мои утверждения, что отношение Эндрю ко мне изменилось в лучшую сторону. Более того, он давно не проявлял ко мне такой любви и заботы.

Когда я впервые попросила у Харриса совета, я сделала это потому, что знала: он будет беспристрастным. Но, предполагаю, где-то в середине пути он решил, что я нравлюсь ему как человек, и с тех пор он не перестает настаивать, чтобы я ушла от мужа. Он такой же, как и Грир, и теперь я даже не знаю, хочу ли я с ним разговаривать. Мы с Харрисом только и делаем, что пятьюдесятью разными способами ведем одни и те же разговоры, потому что он отказывается признать, что отношения между Эндрю и мной улучшились.

– Что, если я больше не хочу уходить? – спрашиваю я.

– Неделю назад ты говорила другое. – Его тон резок. Эти слова он буквально цедит сквозь зубы. – Боже, каждую неделю что-то новое. Решайся, Мередит! Сколько можно тянуть?

Спустя какое-то время я так устала от лекций Харриса, от того, что он по-прежнему гнет свою линию, что отвечаю невнятным «да-да», «м-м-м, х-м-м» и «хорошо», делая вид, что я слушаю. Теперь я понимаю, что, наверное, делала это зря, потому что он действительно думал, что я соглашаюсь со всем, что он говорит… В двух словах это звучит так: я должна оставить Эндрю, вернуться в Нью-Йорк и, получив доступ к своему трастовому фонду, начать все заново.

– Почему ты так сердишься? – спрашиваю я. – Мы ведь друзья. Ободри меня. Поддержи мое решение. Порадуйся за меня.

– Мы не друзья. – Его слова режут по живому. – Я твой голос разума. Ни больше ни меньше.

– Послушай, я не жду, что ты поймешь, – говорю я. – Но я все еще люблю его. И у каждого из нас свои недостатки. И я еще не готова порвать отношения.

– А неделю назад была, – говорит он. – Ты застукала его на заигрывании с официанткой, когда вернулась из ванной.

– Да, и мы обсуждали это с психологом, – говорю я. – Оказывается, он ее знал. Это дочь одного из его клиентов. Они смеялись, потому что он подшутил над ее отцом. Когда я их увидела, я подумала, что они флиртуют.

– И ты ждешь, что я в это поверю? – Иными словами, он считает меня идиоткой.

– Не знаю, почему это тебя так напрягает. Я лишь потому рассказала тебе все, что думала, будто лично тебе это безразлично. – Я меряю шагами гостиную. Эндрю приедет домой с минуты на минуту. – Мне было нужно твое объективное мнение, но, похоже, ты не можешь его высказать.

Он молчит. Похоже, я попала в самое больное место.

Он знает, что я права.

Он это знает.

– Мое объективное мнение здесь ни при чем, – говорит он. – Я лишь пытаюсь направить тебя в нужном направлении. Уберечь тебя от второй по величине ошибки в твоей жизни.

– Второй по величине? А какая первая?

– То, что ты вышла замуж за него.

Я закатываю глаза и выглядываю на улицу, нет ли там машины Эндрю. Мне пора заканчивать разговор.

– Не звони мне больше, – говорит он.

– Ты это серьезно?

– Да. Я устал раздавать советы, – говорит он. – Заведи дневник. Меня это достало.

– Харрис!

– Знаешь что, Мер? Ты такая же чокнутая, как и твоя мать. Но ей, по крайней мере, хватало ума уйти прежде, чем она увязала до локтей в чьем-то дерьме.

– А вот это уже подло. Я совсем не такая, как она.

– Неужели? А по-моему, точно такая же. – Его голос – тихая насмешка, пронизанная неприязнью и даже отвращением.

Меня бросает в жар. Сердце вот-вот выскочит из груди. Сравнить меня с матерью – он ведь прекрасно знает: эту черту лучше не переходить. Прежде чем я успеваю промямлить хотя бы слово в свою защиту, он дает отбой.

Швырнув телефон на соседний столик, я иду на кухню налить себе бокал вина.

Сегодня пятница. Уже почти пять часов. Эти выходные дети проводят с Эндрю, и мы ближе к вечеру должны забрать их от Эрики.

Мне нужно расслабиться, но, как только я откупориваю свое любимое красное сухое, раздается дверной звонок. Отставив в сторону свой «жидкий ксанакс», я открываю дверь. Однако человек, стоящий на пороге моего дома, – совсем не тот, кого я ожидала увидеть.

– Ронан! – Мои губы растягиваются в улыбке, а сердце проваливается в желудок.

Он выглядит хорошо, даже лучше, чем в последний раз, когда я его видела. Его волосы чуть отросли, кожа тронута легким загаром. Неужели он ездил отдыхать? И он в гражданской одежде, хотя бейджик висит на цепочке на его шее. За спиной Ронана я замечаю припаркованную на улице служебную машину без опознавательных знаков.

– Ехал домой, – говорит он. – Решил зайти и сообщить, что мы наконец поймали этого преследователя.

Преследователя?

Боже, это было вечность назад, и вот теперь круг замкнулся, и Ронан снова вернулся в мою жизнь.

– Входи. – Я широко открываю дверь.