Одиночество жреца. Том I - Александр Якубович

— Каид, здравствуй, — я поклонился в ответ, чуть менее глубоко, как приличествует старшему, если и не по социальному статусу, то по возрасту и достижениям.

Ну а потом началась карусель бесконечных знакомств и ничего не значащих улыбок. Арван куда-то очень быстро слился, так что спасала меня и Орвиста только Сания, которую, впрочем, тоже частенько дергали.

Все действо проходило в небольшом, но очень уютном саду, разбитом на заднем дворе какого-то поместья. В общей сложности по лужайкам, между деревьев, клумб и кустов, прогуливалось не менее полусотни человек, мимо которых сновали слуги с настоями и вином. Пиво здесь не очень привечали.

— Вот скажите, барон Тинт, есть ли в Клерии академия? Изучают ли на севере мироустройство так, как тут, в нашем прекрасном Ламхитане? — громко, чтобы слышали окружающие, спросил меня какой-то юнец, когда мы уже самостоятельно, вместе с Орвистом, стали курсировать по саду от компании к компании.

— Как в Ламхитане? Ну, что тут сказать, — начал я издалека.

Вопрос был с подковыркой. То, что все ламхитанцы — махровые националисты, я уже почувствовал на собственной шкуре, но мне надо доказать не только Сании, но и прочей знати государства, что союз с северянами — хорошая затея. И если на высшем уровне, то есть с отцами и матерями этих молодых людей работал Бренард, и работал успешно, то вот будущие правители Ламхитана достались нам с Орвистом.

— Прежде чем я отвечу вам, у меня есть несколько вопросов, на которые вам стоит ответить, согласны?

— Конечно, — хмыкнул парень.

— Хорошо. Скажите, сколько урожаев зерна и прочих культур можно собрать в Ламхитане за год?

— Два, а иногда и три! Если хозяин не дурак, а его люди не лентяи! — с гордостью ответил парень.

— А как же зима? Реки замерзают?

— В смысле, замерзают? Конечно же, нет!

Я многозначительно посмотрел на Орвиста, который уже понял, куда выруливает разговор. Притихли и другие гости в саду, потому что назревало что-то по-настоящему интересное.

— Ламхитан — прекрасный и богатый край, в этом нет сомнений, — начал я, достаточно громко, чтобы мой голос разносился почти по всему саду.

Многие молодые люди вокруг одобрительно закивали: а как иначе? Конечно, Ламхитан — лучшее место на Таллерии! Средоточие силы Пала и мудрости Софа!

— Ламхитанцы, как я понимаю, если они не лодыри и не дураки, то не знают нужды. У многих родов есть рабы, но эти люди попали в кабалу за долги и по собственному расточительству, так? И казнят у вас, чаще всего, за убийства, а за воровство — только если кошельки подрезают в порту, так?

Утвердительным ответом мне был нестройный гул голосов.

— Знаете, Ламхитан — великолепный и богатый край, говорю как урожденный северянин. Я бы хотел родиться и жить здесь, — абсолютно искренне сказал я, чем вызвал еще одну волну одобрения у гостей.

Когда голоса смолкли, и я понял, что все внимание направлено снова на меня, то продолжил:

— Север — суровый край. Мы не собираем даже два урожая. В лучшем случае — один. Бывают годы, что посевы гниют прямо на полях от избыточных дождей, а случается, что палящее солнце выжигает землю в пыль, и те же посевы гибнут без воды. Наши земли не так богаты и плодородны, как в Ламхитане. Вот возьмем пшеницу. Сколько вы собираете с высевки одной меры? Восемь-десять? Двенадцать мер? Пятнадцать? В Клерии с одной меры, легшей в землю, крестьянин может собрать не более пяти мер, а в плохой год — две-три меры зерна. Света на севере меньше, дни у нас короче, чем тут, лето — три луны в году, и никогда не бывает так тепло, как в Ламхитане. Кроме самых жарких времен, когда посевы погибают на полях. У нас много лесов, а реки — быстры и круты, почти нет заливных лугов. Чтобы пасти скот, приходится отвоевывать свое у мира, сотворенного Матерью: рубить лес, корчевать пни, ждать, когда земля отдохнет. Не каждая культура растет в бедных грунтах Клерии. Пшеница у нас — озимая, мягкая, вы же можете выращивать более богатую, твердую. Фрукты? Сегодня утром я съел яблоко, которое было размером с мой кулак. Клерийские яблоки втрое-вчетверо меньше, с ваш абрикос. Если случается неурожай, что делают в Ламхитане? Высевают новый, вам никогда не грозит голод. В моем баронстве есть целый приют для сирот — детей, чьи родители погибли или не могли их прокормить, дети тех, чьи посевы сгнили или сгорели. А сколько детей простолюдинов умирают от голода каждую зиму — одному Фору известно. Никто не ведет учет, а именно эти люди платят налоги и берут в руки оружие, если враги Клерии хотят попробовать ее на зуб. Один-два плохих года — и на севере начинается бедствие и королю приходится покупать хлеб для своих людей у вас же или Бренна. За золото покупать, просто чтобы государство и его люди выжили.

Я умолк и наблюдал за реакцией, а посмотреть было на что. Сейчас в головах этих молодых людей аж скрипело: уж очень сказанное мной разнилось с привычной картиной мира. Даже крайне образованная и любознательная Сания — и та, слушала внимательно и как-то сосредоточенно. И это хорошо, ведь многое, что я говорил, было адресовано конкретно ей.

— Но при этом север до сих пор твердо стоит на ногах. Мы принудили кланы Бланда, которые разоряли наши берега, к миру. Мы стали мореходами и строим корабли, которые вы охотно покупаете — ведь такого прекрасного леса, как в Клерии, нет нигде более. Его вырубкой и обработкой, кстати, занимаются и в моем баронстве. Клерия построила огромную империю, которая простиралась от самого Бланда и до северных границ Ламхитана и она была настолько могущественна, что ее язык стал для вас вторым. Да, многие клерийцы неграмотны, у нас нет поклонению науке, потому что север занят выживанием. Мы вырываем с боем у Матери Георы и природы то, что само падает вам в руки. Отсутствие крова над головой в Клерии — это смертный приговор, потому что даже осенью под утро трава покрывается коркой льда, а зимой он частенько сковывает наши реки. Но при этом мы не ходим в шкурах, а занимаем достойное место в этом мире.

Опять небольшая пауза. Сейчас надо выдать что-нибудь простое, но эффектное, а на ум приходили только труды древних римлян «О природе вещей» Тита Лукреция и мое путешествие на корабле сюда, в Ламхитан. Думаю, сойдет.

— Вот скажите, — обратился я к юноше, что уже был и не рад, что затеял этот разговор, — что вы думаете о воздухе?

— Воздухе?

— Да, о воздухе вокруг нас. Что думаете. Что это такое?

Мой вопрос поставил молодого ламхитанца в тупик, а по гостям пошли шепотки — они привыкли подходить к проблеме с точки зрения исследователей-практиков, но тут не было школы философии, я спрашивал у Сании. Вообще, вопросами мироздания люди на Таллерии не слишком интересовались, ведь были боги. Ими все и объяснялось.

— Ну, он вокруг нас и мы им дышим… — неуверенно ответил парень.

— Какие у воздуха свойства?

— Какие у него могут быть свойства? — парень нервно оглянулся, ища поддержки у обескураженных гостей, — Он же просто есть.