Ричард Львиное Сердце - Режин Перну

Как оказалось, Конрад захватил торговое судно, принадлежавшее исмаилитам (другое название той же шиитской секты). Старец Горы дважды требовал возврата корабля и перевозимого им груза. На деле же бальи Тира Бернар дю Тампль, сообщая Конраду о судне с весьма богатым грузом, заверял, что мог бы завладеть им «таким образом, что никто никогда ничего бы не узнал»; тогда, добавляет хронист, «однажды ночью он приказал утопить матросов в море». Ярость Старца Горы могла утолить лишь смерть Конрада. Следует добавить, что, упоминая об этом происшествии, один арабский летописец, а именно Ибн ал-Асир, обвиняет во всем Саладина, тогда как другой, Беха эль-Дин, винит короля Англии.

В общем, все будущее королевства Иерусалимского вновь оказалось под вопросом. «Крепкого мужа», на которого надеялся Ричард и который энергично доказывал свою доблесть, больше не было. Надлежало отыскать другого претендента, поскольку собрание баронов единодушно отвергло саму мысль о Ги Лузиньяне.

Бароны склонились к кандидатуре графа Генриха Шампанского, который прибыл в Тир, узнав о произошедшем убийстве. По матери, Марии Шампанской, дочери Алиеноры Аквитанской, граф приходился племянником Ричарду Львиное Сердце, тогда как по отцу, графу Шампанскому, — Филиппу Августу. Ничего лучше нельзя было и выдумать ради примирения двух армий, разногласия между которыми недавно вновь обострились. Выбор одобрили все, включая короля Ричарда, которому тем не менее пришлось и поспорить со своим племянником: «Он говорил графу Шампанскому, что эта дама (то есть Изабелла. — Р. П.) понесла бремя от маркиза». Это означало, что если родится ребенок мужского пола, то именно ему должно будет перейти наследное право на королевство Иерусалимское. «Мне придется воспрепятствовать этой даме!» — отвечал ему граф Шампанский. Он, однако, поспешно переменил свое мнение, увидав Изабеллу, «ибо она была столь же красива, сколь и благородна». В конце концов, весь свет в согласии со всеми баронами дружно рукоплескал бракосочетанию Генриха и Изабеллы, каковая церемония состоялась в Тире 5 мая 1192 года.

Это положило начало периоду сердечного согласия между христианами, пребывавшими в Святой земле. Генрих Шампанский вступил в пределы Сен-Жан-д-Акр вместе со своей супругой Изабеллой, что была «чище драгоценного самоцвета», как пишет хронист.

Что касается Ги Лузиньяна, то и для него подвернулся неожиданный выход. Король Ричард, не имея средств для сохранения за собой нечаянно завоеванного им острова Кипр, попытался было продать его ордену тамплиеров за сто тысяч дукатов, но храмовники побоялись враждебности островитян: восстание в Никосии накануне Пасхи, 5 апреля 1192 года, оказалось достаточно жестоким, чтобы напугать несостоявшихся властителей. Тогда-то и задумал Ричард превратить остров во фьеф Ги Лузиньяна, короля без королевства. В мае 1192 года барон из Пуату вступил во владение островом, ценой уплаты сорока тысяч дукатов, взятых взаймы у одного обывателя из Триполи. Не ведая того, он основал династию, просуществовавшую на острове более двух столетий, до 1474 года.

Но эпопея Ричарда была далека от завершения. 17 мая, после нескольких вооруженных стычек в окрестностях Аскалона, король осадил Даронскую крепость, которая благодаря своим семнадцати башням, что незадолго до этого были укреплены мусульманами, господствовала над равнинным побережьем на пути через Синайскую пустыню. Он взял эту твердыню через пять дней, как раз в то самое время, когда на помощь к нему подошли с одной стороны Генрих Шампанский, торжественно отпраздновавший свое бракосочетание, а с другой — войска Юга Бургундского. Вооруженные силы франков, воссоединившись, совместно отметили в Дароне праздник Пятидесятницы, пришедшийся в том году на 24 мая.

Выступление на Иерусалим на этот раз казалось неминуемым. «Так уговорились король со всеми его людьми об осаде Иерусалима, и предложено было присягнуть на Святом Евангелии, что никогда никто не откажется от осады, пока есть у него конь или иное животное, которое можно съесть, прежде чем город не будет сдан или взят силою», — читаем мы в прозаическом англо-нормандском повествовании о крестовом походе и о смерти короля[48]. Сам король как будто тоже был настроен решительно и собирался взять Иерусалим, несмотря на дурные вести из Англии. Армия перегруппировалась в Аскалоне и выступила в направлении крепости, которая носила имя Белый Страж, или Тель-эс-Сафиех, и располагалась на возвышенности, господствовавшей над портом, и далее на Латрун и Бетенобль.

В самом Святом Граде беспокойство достигло предела; арабские летописцы оставили нам описание паники, овладевшей обывателями: пришлось силой удерживать население от массового бегства. Встревожился и сам Саладин, а еще более эмиры из его окружения, особенно когда стало известно об одной из разведывательных вылазок короля и о том, что несколько его рыцарей подъехали совсем близко к Иерусалиму и их было видно в каких-то пяти километрах с крепостных стен города; рыцари разграбили место, которое сегодня носит имя Абу-Гхош и в котором в то время находился прославленный источник и караван-сарай. Храмовники воздвигли там церковь, поскольку полагали, что здесь некогда располагался евангельский Эммаус. В наше время этот храм отреставрирован.

Тут случилось происшествие, которое не могло воодушевить крестоносцев и подробности которого сообщаются в уже цитировавшемся англо-нормандском тексте:

«В эту ночь собрался король Ричард, и с ним пятьдесят рыцарей, посетить одного святого отшельника, обитавшего на утесе горы Святого Самуила, который имел дар пророчества; он никогда не покидал свою пещеру, и не питался ничем иным, кроме трав и корней, и не пил ничего, только одну воду, он не прикрывал свое тело ничем иным, кроме бороды своей и волос своих с тех пор, как сарацины вошли в Землю обетованную и захватили Пресвятой Крест. Отшельник весьма благосклонно говорил с королем и сказал, что не пришло еще время, когда Бог сочтет людей Своих достаточно освятившимися, чтобы Святая земля и Пресвятой Крест могли быть переданы в руки христиан. Затем он вынул камень из своей пещеры и вынес деревянный крест с узкой расщелиной, который был частью Святого Креста, и вручил их королю Ричарду, говоря: „Ныне остается мне семь дней до скончания века моего, и посему Господь наш Бог сподобил вас обрести памятные святыни сии, ибо вам предстоит много страданий и трудов ради любви Того, Кто на кресте изволил умереть за вас и иных грешников“. Король преклонил колени и благоговейно принял в руки свои крест, и приставил верного человека к обители отшельника того, и тот охранял его до седьмого дня, когда отшельник преставился, как и было предсказано им загодя».

Слух об этой встрече прошел по войску, измученному великим нетерпением. Военачальники пожелали дождаться подкреплений из Акры, а время уходило… В самом деле: в третий раз оказаться у самого Иерусалима и даже не попытаться пойти на приступ, хотя и султан встревожен, и окружение его не рвется в бой, и вполне можно было рассчитывать на удачу!

И тут королю Ричарду удается захватить один весьма важный караван, двигавшийся из Бильбаиса, что в Египте; о его прохождении стало известно от бедуинов, по своей воле шпионивших для Ричарда. Отправившись ночью в Каратье (Галатию), Ричард буквально обрушился на конвой у так называемого Круглого водоема; и хотя караван стерегли две тысячи солдат, он целиком оказался в руках Ричарда, а охранники разбежались. «Люди, которые вели караван, сдавались в плен оруженосцам и конным рыцарям и приводили к ним под уздцы груженых верблюдов, и мулов, и мулиц, на которых везли те грузы, что были столь же драгоценными, сколь и богатыми»; четыре тысячи семьсот верблюдов и еще столько мулов, мулиц и ослов, что «никак невозможно было их сосчитать». «Никому в этой стране так не везло с добычей»: золото, серебро, драгоценные ткани, доспехи, пряности в неисчислимых количествах!