Конец парада. Каждому свое - Форд Мэдокс

Но в понедельник все вернется на круги своя, и начнется это с его встречи со служанкой жены в Дувре...

Перво-наперво он хотел отдохнуть от самого себя и пожить, как другие люди, освободиться из смирительной рубашки собственных убеждений...

— Иду к вам! Я тут нашла кое-что... — объявила девушка, и Титженс внимательно посмотрел туда, откуда она должна была появиться, в очередной раз подумав о том, насколько же непроницаем туман для человеческого глаза.

На темной шляпе мисс Уонноп виднелись капельки росы; как и на волосах. Девушка слегка неуклюже влезла в повозку — глаза ее радостно сияли, она слегка задыхалась, щеки разрумянились. Волосы потемнели от влажности тумана, но в лунном свете казались золотыми.

Пока она забиралась в повозку, Титженс чуть ее не поцеловал. Но сдержался. Всепоглощающий, сильнейший порыв!

— Сохраняйте спокойствие и осторожность! — посоветовал он ей, к своему собственному удивлению.

— Могли бы мне и руку подать, — заметила мисс Уонноп. — Я нашла камень, разобрала на нем буквы «I.R.D.C.», и тут фонарь погас. Мы не на болоте, потому что по обеим сторонам от нас — живая изгородь. Вот что я нашла... А еще поняла, почему так резка с вами...

Он все поражался тому, что она так спокойна — предельно спокойна. Послевкусие того порыва в нем было невероятно сильно — как если бы он действительно попытался прижать ее к себе, а она вырвалась из его рук... Должна же она быть возмущена, удивлена, рада, в конце концов... Должно же в ней проявиться хоть какое-то чувство...

— Все из-за того, что вы тогда перебили меня этим своим дурацким рассказом о фабрике в Пимлико. Этим вы меня оскорбили.

— Вы же поняли, что я вру! — воскликнул Титженс. Он не сводил глаз с мисс Уонноп.

Он не понимал, что с ним творится. Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, пристально и холодно. Казалось, сама Фортуна, которая обыкновенно поворачивалась к Титженсу спиной, вдруг взглянула на него. «Какому мужчине не захочется поцеловать юную красавицу в перепалке?..» — мысленно спросил он себя. И услышал какую-то карикатуру на собственный голос: «Джентльмены так не поступают...»

— Джентльмены так не поступают... — начал было он и резко замолчал, осознав, что говорит вслух.

— О, еще как поступают! — воскликнула девушка. — Изобретают красивые, но лживые аргументы, чтобы победить в споре. И оставляют глупых девушек ни с чем. Вот чем вы меня так разозлили. На той нашей встрече — три четверти дня назад — вы говорили со мной, как со школьницей!

— Но теперь все не так! — воскликнул Титженс. — Господь свидетель, теперь все совсем не так!

— Ваша правда, — сказала она.

— Не обязательно было показывать всю вашу эрудицию синего чулка, чтобы меня убедить...

— Синего чулка! — высокомерно воскликнула она. — Я совершенно не такая! Я знаю латынь лишь потому, что отец говорил с нами на ней. Вы и то больше напоминаете синий чулок...

И вдруг она расхохоталась. Титженсу стало нехорошо, физически нехорошо. А она все смеялась.

— В чем дело? — запинаясь, спросил он.

— Солнце! — воскликнула она, указывая пальцем. Над серебряным горизонтом поднималось солнце, еще не красное, сияющее, блестящее.

— Не понимаю... — начал было Титженс.

— Не понимаете, что тут смешного? — спросила она. — Начало нового дня!.. Начинается самый длинный день... И завтрашний день будет таким же долгим... Летнее солнцестояние, вы же знаете... Послезавтра день начнет укорачиваться к зиме. Но завтрашний день будет таким же долгим... Как же я рада...

— Что мы пережили эту ночь? — спросил Титженс.

Она снова одарила его долгим взглядом.

— Знаете, а не такое уж вы и чудовище, если честно, — проговорила она.

— Что это за церковь? — спросил Титженс.

Из тумана, примерно в четверти мили от них, возник ярко-зеленый пригорок, а на нем — неприметная церквушка с дубовой темной кровлей, блестящей, как грифель, с ослепительно сияющим флюгером. Вокруг росли темные вязы, все покрытые капельками воды из-за тумана.

— Иклшем! — тихо воскликнула мисс Уонноп. — О, мы уже почти дома. Чуть выше — Маунтби... Мы уже близко...

Виднелись деревья, черные и седоватые из-за тумана, который уже начал потихоньку рассеиваться, виднелись изгородь и аллея, что вела к Маунтби; она под прямым углом вливалась в дорогу, а та вела к воротам поместья.

— Нужно успеть свернуть налево, до того как доедем до аллеи, — проговорила мисс Уонноп. — Иначе лошадь, скорее всего, подвезет нас прямиком к дому. Торговец, бывший хозяин лошади, нередко покупал яйца у леди Клодин...

— Проклятое Маунтби! — грубо воскликнул Титженс. — Ноги бы моей здесь не было!

Он подстегнул лошадь, и та внезапно понеслась рысью. Копыта застучали неожиданно громко. Мисс Уонноп положила свою руку на ладонь Титженса в перчатке. Будь он без перчатки, она не стала бы этого делать.

— Мой дорогой, ведь это не может длиться вечно... Вы хороший человек. И очень умный... Вы переживете это...

Меньше чем в десяти ярдах впереди Титженс заметил какой-то объект, очень похожий на большой чайный поднос; вынырнув из тумана, объект надвигался прямо на них, поблескивая. Титженс оглушительно вскрикнул, кровь ударила ему в голову; его вопль потонул в громком ржании лошади. Он решительно натянул левый повод. Повозка резко повернулась, а потом из тумана вынырнули лошадиная голова и плечи. Попытавшись встать на дыбы, конь напоминал статую в фонтане у Версаля. Точь-в-точь! Казалось, он застыл в воздухе навечно.

Девушка испуганно подалась вперед, а Титженс отпустил поводья. Голова лошади снова пропала из виду. Случилось худшее! И Титженс предвидел, что так будет.

— Не бойтесь! — сказал он.

Послышались скрежет и треск; казалось, они столкнулись сразу с двадцатью гигантскими подносами, и этот пугающий звук висел в воздухе очень долго. По всей вероятности, они процарапали боковую сторону невидимой машины. Титженс чувствовал, как напряглось животное, но не видел его, лошадь неслась, сломя голову. Титженс натянул поводья.

— Я знаю, что с вами все точно будет хорошо, — проговорила девушка.

Вдруг они оказались в лучах яркого солнца: лошадь, повозка, привычные изгороди... Дорога шла в гору, склон был крутым. Титженс не был уверен, в самом ли деле она сказала «Дорогой!» или «Мой дорогой!». Возможно ли это, ведь они так мало знакомы?.. Но ночь была долгой. К тому же он, вне всяких сомнений, спасал ей жизнь. Он осторожно натянул поводья. А еще этот холм. Крутая, белая дорога между зелеными, аккуратно подстриженными лужайками!

Прокляие, да стой же! Бедное животное... Девушка выпала из повозки. Нет! Ловко соскочила на землю! Конь запрокинул голову. Девушка чуть не упала, но удержалась за уздечку... Невозможно! Нежные губы... боится лошадей...