Викинги. Скальд - Николай Бахрошин

– Завидуешь мне? – удивился Сьевнар.

– Завидую, да!

– Ты?! Прославленный воин, дядька знаменитого морского конунга, наперсник его побед, ты – скальд известный на всем побережье, которого эйнхирии давно уже дожидаются за столом Одина… И ты завидуешь мне?! Но почему?! В чем?!

Ему показалось или старик действительно тяжело вздохнул?

Помолчал, перебирая крепкими корявыми пальцами массивные звенья золотой цепочки с бляхой, изображающей Слейпнира, восьминогого коня Одина. Пристально глянул на него из-под седых бровей.

– Как тебе объяснить, чтоб ты понял… – сказал он, наконец. – Когда я был помоложе, и многое видел так, как мне хотелось, а не как оно есть на самом деле, я бы сам убил тебя, не дожидаясь Рорика… И не за то, что ты сражался с Ловким и победил его – это был честный бой, я тебе верю, воин. Я бы убил тебя за тот мансаунг, который ты сложил перед нашим последним викингом… Убил – потому что завидовал бы тебе, потому что в твоих висах настоящая тоска и настоящая любовь. Вроде простые, обычные даже слова – но как сложены между собой… Я знаю, мне никогда не сочинить так, хотя меня и зовут Якоб-скальд. Даже странно подумать, что такие стихи появились на свет благодаря дочке Бьерна, этой глупой утке, что любуется на себя даже отражаясь в помойной луже. Именно ей, которая не видит в жизни ничего дальше своего курносого, веснушчатого носа, ты посвятил такие стихи… – старик покрутил лохматой, седой головой на которой кривился давний шрам через все лицо, слегка приглаженный временем. – Но я не об этом, воин! Ты спрашиваешь меня – почему? Наверное, потому что с годами ты меньше заботишься о том, что тебе хочется, и больше – о том, что ты должен сделать… Наверное, так.

– Твоя драпа о том, как конунг Рагнар, отец Рорика, победил великана в лесах Гардарики известна по всему побережью, – сочувственно напомнил Сьевнар.

Кажется, он начинал понимать.

– Брось! – старик коротко, зло отрубил рукой. – Не надо рассказывать безногому, как противно ходить босиком по осенним лужам. Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, Сьевнар Складный! Помнишь, кто дал тебе это прозвище, услышав твой первый, еще не слишком умелый флокк? – Якоб помолчал, пожевав губами. – Я знаю, я заслужил свое место среди эйнхириев Одина, но так же знаю – скальд ты, а не я, пусть меня и называют скальдом. В Асгарде ты будешь сидеть рядом с самим Браги, Скальдом Богов, вы будете увлеченно разбирать тонкости сопряжения разноритмич-ных строк, но бог-скальд даже не повернет голову, чтобы посмотреть в мою сторону. Ты – настоящий творец, испивший из чаши самого Одина… А я… Я – просто ратник, исходивший много дорог и поседевший в походах. Мне не доступно сочинение стихов, что переживут само время, я могу лишь запоминать и перепевать чужие висы, любуясь их красотой, с годами я в этом окончательно убедился. Боги сыграли со мной злую шутку – дали прикоснуться к чаше с пряным медом поэзии, но так и не позволили отхлебнуть из нее… Да, мне удалось почувствовать, какое это счастье – творить, самое большое счастье, доступное человеку. Знаю, все знаю и остаюсь при этом бесплодным! Я же умею чувствовать, Сьевнар Складный, и я чувствую, что твои стихи зажигают дух и заставляют сердце биться во много раз чаще. А мои… Мои висы не смогут даже увлечь детей сразиться на деревянных мечах. Я знаю, что это так, Складный, и не говори мне ничего, чтоб я не передумал тебя отпустить…

Сьевнар несколько раз приоткрывал рот, хотел вставить свое слово. Но не решался.

А что он может сказать? И нужно ли вообще говорить что-то?

Прав Якоб, не нужно говорить, когда слова лишние.

Старик встряхнул седой гривой и цепко, снова пристально глянул на него.

– Молчишь, Сьевнар? Это хорошо, что ты молчишь… Нет, я только одного не понимаю – почему тебя, чужака, бывшего раба, избрали боги… Нет, не понимаю… Впрочем, ладно. Теперь – беги, воин! Быстро беги! Я знаю Рорика, как самого себя, он не долго будет предаваться беспамятству горя. Скоро он начнет думать и отдаст приказ всей дружине ловить тебя.

– Я не боюсь его, не подумай! – гордо вскинулся Сьевнар.

– Я и не думаю, что ты боишься, – Якоб-скальд чуть заметно усмехнулся его горячности. – Осторожность отличается от трусости так же, как боевой клинок отличается от деревянного меча, так говорят… Да, если бы мне кто-нибудь сказал много лет назад, что мне придется спасать сына Сельги Видящей от сына Рагнара Большая Секира, я бы посмеялся тому в лицо. Все-таки причудливо путают пряжу жизней божественные девы-норны… Беги, воин, беги! Когда скальды побережья донесут до меня твои новые песни, я буду вспоминать тебя, обещаю…

Сьевнар уже скрылся за поворотом натоптанной лесной тропы, сразу, с места, побежав мерными, легкими шагами, а Якоб-скальд все еще не уходил, стоял, качал головой, скреб пятерней бороду с обильной проседью.

Да, пряжа жизни…

Может, и убежит воин, спасется…

Много дней Сьевнар шел по земле свеонов. Сначала он пробирался тайком, прятался от всех, ночевал в лесу, перебиваясь случайной дичью и запасами из котомки, что оставил ему Якоб-скальд вместе с оружием. Путал следы, выбирал самые замысловатые направления, ориентируясь только по солнцу и звездам, как делают кормчие в море.

Преследователей за спиной так и не появилось. Даже странно, что не преследуют, удивлялся Сьевнар. Конунг Рорик не из тех, кто прощает обиды и забывает клятвы. Похоже, хитроумные лисьи петли действительно сбили погоню со следа.

Когда-то, среди родичей-поличей, они так играли малыми детьми – один уходил по лесу, маскируя следы, а остальные должны были увидеть их и найти беглеца. Надо же – когда пригодилось!

Потом воин ушел так далеко, что сосны и камни стали другими и само небо над головой словно бы изменилось. Осмелел потихоньку. Начал заходить в дома, покупать еду.

Богатые поместья Сьевнар все-таки обходил стороной – вдруг Рорик подал весть другим ярлам о поисках сбежавшего дружинника. Он знал, с какой неуловимой, необъяснимой быстротой разносятся слухи на побережье. Впрочем, была и другая опасность. Ярлы, увидев вольного ратника, могли начать заманивать его к себе в дружину, а их гостеприимство порой такое же безудержное, как гнев.

Впрочем, удаляясь от моря, он перестал встречать богатые владенья ярлов. Понятно, именно через море, с возвращающимися из викингов дружинами, тек в страну Свитьод поток золота, серебра, дорогих заморских редкостей и крепких рабов. С чего разбогатеет ярл, если не от набегов, где еще селиться им, как не у моря? Не зря свеоны называют море «пашней воина», а меч – «плугом сечи». Красивая, мужественная витиеватость языка фиордов всегда приводила его в восторг.

Вот борны жили и в глубине земель. Пахали землю, разводили скот, охотились, словом, занимались обычной крестьянской работой, в которой не бывает ни конца, ни начала.

Скоро Сьевнар убедился, что ему безопасно останавливаться в чужих домах, здесь его никто не искал.

Значит, конунг Рорик не обращался в тинг, чтобы объявить беглеца нидингом-проклятым, понял он. Это легче… Если бы собрание старейшин, ярлов и знатных воинов объявило, что воину Сьевнару Складному надлежит явиться на тинг для суда, об этом бы уже знали по всем землям свеонов.