Эликсир для Жанны д' Арк - Наталья Солнцева

Жена уловила фальшь в его голосе. И ужаснулась.

– Я ощутила руку смерти на своем горле, – прошептала она. – Ты чуть не убил меня! Чуть не убил!

Дикая и позорная сцена, когда он, содрогаясь в повторном оргазме, едва не задушил Катю, была прервана появлением Лаврова. Дверь в супружескую спальню с грохотом распахнулась, и на пороге возник ангел-хранитель…

– Меня спас чужой человек! – выкрикнула Катя. – Он услышал мои крики и прибежал на помощь. Тебе не стыдно?.. Я готова сквозь землю провалиться!.. Какой кошмар!..

– У тебя истерика.

– Прекрати называть меня истеричкой! Что с тобой происходит, Сережа? Что творится в нашем доме?.. Я больше не вынесу этого! Я… не знаю, что я сделаю!..

Она забилась в рыданиях, вспоминая, в каком виде и в какой позе застал их в постели гость. Мужчина, которому она симпатизировала. Человек, с которым она собиралась закрутить роман. Как она сможет поднять на него глаза? Что скажет?

– Ты все испортил, Сережа… – стонала она, вкладывая в эти слова двойной смысл. – Все испортил…

Это относилось к их с мужем любви, к ее молодости, к ее первому в жизни значащему флирту… к ее неудавшейся судьбе, к разбитым мечтам. Ко всему, что она считала своим. Истекающая зимняя ночь вобрала в себя, впитала, как губка, надежды и чаяния Кати. Она чувствовала – утром ни она, ни Сергей не будут прежними. Их материк раскололся, и две его части стремительно расходятся в стороны. Этого движения ничто уже не остановит, не замедлит, не предотвратит.

– Чего ты хочешь? – спросил муж. – Чтобы я просил прощения? Я уже попросил.

– О каком прощении ты говоришь? Ты болен! Ты…

Катя задохнулась от избытка негодования, которое она была не в силах выразить в полной мере. Не было таких слов, какие передали бы то, что она испытала полчаса назад. Она почти умерла… окунулась в небытие, опустилась на самое дно… как утопающий, который перестал бороться за жизнь. И вдруг подоспело спасение в лице Лаврова. Он в самом деле – ее ангел-хранитель.

– Завтра же Федор должен покинуть наш дом, – потребовала она.

– При чем тут он? Это я виноват, что испугал тебя. Не ожидал такой реакции, думал, ты мне подыгрываешь.

– Не ожидал? – возмутилась Катя. – А на что ты рассчитывал? Что я приду в восторг от твоих садистских штучек? Ты… ворвался без предупреждения, накинулся на меня…

– Я выпил и потерял контроль над собой. Если хочешь, я буду спать в другой комнате.

– Больше не входи ко мне без стука! И чтобы я не видела Федора у нас в «Дубраве».

– Он останется, – жестко произнес Прозорин. – Я не буду выгонять человека без причины. Он этого не заслужил.

– Тогда я его выгоню!

– Это мой дом, – напомнил ей супруг. – Я получил его от деда. Я здесь хозяин.

– А кто здесь я, по-твоему? Жертва обстоятельств?

– Думай, как хочешь. Я не собираюсь потакать твоим капризам. Твои обвинения смехотворны. Федор не сделал ничего плохого. Он выполняет мои поручения, работает на меня. И он – не гей!

Катя плакала, не вытирая слез. Когда они с Сергеем поженились, она смотрела на него сквозь призму своих фантазий. Она искренне старалась полюбить мужа и не видела, не желала видеть его – настоящего. Пришла пора расставаться с розовыми очками. Рядом с ней сидел чужой человек, равнодушный к ее горю, не разделяющий ее страданий, холодный и невозмутимый в своей правоте. Он притворялся, что сожалеет о случившемся, а на самом деле…

Катю объял ужас от того, что могло произойти на самом деле. Не зря она ощущала беспочвенные, казалось бы, опасения за свою жизнь. Это вовсе не психоз, не паранойя. Вот о чем предупреждала ее пентаграмма на зеркале и подожженный шейный платок. Ей грозит смерть!

– Я не хочу скандала, – примирительно сказал Прозорин, беря жену за руку. – Прости.

Она дернулась, как от удара током, и натянула простыню до подбородка. Не хватало, чтобы «супружеский секс» повторился. В новой оригинальной трактовке, навеянной мужу посиделками с Федором. Отчего-то у Кати не было сомнений, что нынешнее насилие связано с этим страшным человеком. Раньше ничего подобного не случалось.

– Не трогай меня!

– Катрин, хватит уже. Принести тебе воды?

– Уходи, Сережа…

– Я уйду, если тебе угодно. Надеюсь, инцидент исчерпан?

– Этот кошмар ты называешь «инцидентом»? – поразилась Катя. – Убирайся к своему Федору!.. Видеть тебя не могу!..

Прозорин укоризненно покачал головой, поднялся, накинул на себя халат и, оглянувшись на плачущую жену, вышел…

Поместье «Дубрава»

«Утром Прозорин наверняка захочет объясниться, – рассуждал у себя в комнате Лавров. – Ему не нужен скандал. Любопытно, что он предпримет?»

Сцена, которую сыщик застал в спальне хозяев, все еще стояла у него перед глазами. Кровать в глубине комнаты, очертания двух сплетенных тел, пятно зеркала. Со света в темноте ничего толком не разглядишь.

Он не сразу разобрался, кто навалился на Катю. Ему была смутно видна широкая голая спина мужчины и белые женские ноги.

Мужчина резко обернулся на звук распахиваемой двери, женщина сдавленно вскрикнула.

«Катерина Борисовна… – обомлел гость. – Вы звали на помощь…»

Мужчина соскользнул на бок и в бешенстве вскочил. Только теперь сыщик сообразил, что перед ним сам хозяин, и в буквальном смысле прирос к полу.

«Какого черта?!» – взревел тот, осыпая пришельца нецензурными ругательствами.

Катя перестала кричать и судорожно потянулась за скомканной простыней, – прикрыться.

Голый Прозорин казался в полутьме спальни разгневанной статуей Аполлона, изрыгающей молнии. Лавров попятился, бормоча извинения.

Какие его слова могли исправить положение? Не было таких слов.

Все выглядело бы нелепо и даже комично, если бы не истошные крики Кати, которые все еще стояли в ушах Лаврова. В ее голосе слышался смертельный испуг. Это не было похоже на стоны и вопли страсти.

«Как вы смеете врываться посреди ночи? – гремел Прозорин, забыв о своей наготе. – Вы что, рехнулись? Убирайтесь вон! Моя жена раздета! Это неслыханно!»

Он успел взять себя в руки, и бессвязная ругань обрела конкретную направленность.

«Простите, ради Бога… – оправдывался гость. – Я не хотел. Я услышал крики и подумал, что стряслась беда…»

«Мы с женой имеем право вести себя в постели, как нам угодно».

«Да, да… конечно… извините…»

При этом Лавров не торопился закрывать за собой дверь, а, напротив, заглядывал через плечо Прозорина, пытаясь рассмотреть Катю. Что с ней? Почему она плачет? Не от стыда же?