Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

Снимок сделан в большом зале Филармонии, где проходили заседания Революционного трибунала.

Это удивительная фотография. Часами можно вглядываться в спокойные, красивые и очень одухотворенные лица людей, которые позаботились «об устроении своего внутреннего храма»…

«Закладка совершена… — говорил Вениамин. — Камень краеугольный, живая вера во Иисуса Христа есть. Но закладка ведь только начало дела. На фундаменте нужно возводить здание. При устройстве вещественных зданий употребляется камень, кирпич, дерево… При создании храма духовного — церкви Бога жива — таковыми материалами являются добрые мысли, желания, дела. Когда ими украшена душа, тогда только Бог может обитать в ней. Много нужно потрудиться, чтобы привести душу в такой вид. Для этого нужно оторвать ее от привязанности ко всему греховному, что требует постоянного бдительного наблюдения не только за делами рук наших, но и за мыслями, желаниями и чувствами, чтобы ничто скверное и нечистое не закралось в душу нашу!»

Сам митрополит Вениамин тоже сумел устроить свой внутренний храм. И в этом храме не могло быть места ничему скверному и нечистому.

— Нет! — ответил он, отвергая ультиматум Введенского.

— Нет! — отвечал он и на процессе на все попытки разделить ответственность с другими подсудимыми.

Стенограмма допроса митрополита на процессе занимает несколько десятков машинописных страниц. Имя его постоянно появлялось и в допросах других обвиняемых и свидетелей. Целый месяц, пока шло это судилище в Филармонии, митрополит Вениамин подвергался бесконечному потоку издевательств, укрыться от которых он мог только в своем «внутреннем», как он говорил, храме.

Ему подстраивали ловушки, его уговаривали отступиться, ему открыто угрожали — митрополит не дрогнул. Читая протоколы, поражаешься сейчас, как спокойно и без всяких, кажется, усилий, разрушал своими ответами митрополит Вениамин все хитроумные западни, возводимые обвинителями из ВЦУ и ГПУ. Впрочем, могло ли быть иначе? Сила Господня поддерживала священномученика, необоримой была крепость устроенного им в своей душе храма.

Трудно, тяжело страдать… — напишет митрополит Вениамин за несколько дней до своего расстрела. — Но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот Рубикон, границу, и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий внутреннего покоя, он других влечет на страдания, чтобы они переняли то состояние, в каком находится счастливый страдалец. Об этом я ранее говорил другим, но мои страдания не достигали полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание; обречение и требование этой смерти; якобы народные аплодисменты; людскую неблагодарность, продажность; непостоянство и тому подобное; беспокойство и ответственность за судьбу других людей и даже за самую Церковь.

Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос — наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией.

И как тут не подивиться промыслительности всего, совершающегося по воле Божией. То золото, которого так жадно искали в наших православных храмах Троцкие, бухарины и Зиновьевы, никуда не ушло от нас. Переплавленное страданиями, оно сохранилось драгоценными подвигами наших новомучеников.

10 июня, когда начался процесс, многотысячная толпа окружила здание Филармонии. Все ожидали появления митрополита. Его привезли. «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое…» — воистину «едиными усты и единым сердцем» запели вокруг…

О каждом из четырех новомучеников можно написать и когда-нибудь будут написаны отдельные книги. Сейчас уже начались публикации отрывков стенограммы процесса. Читая ее, видишь, с каким огромным мужеством держались они. Мы цитировали допросы митрополита Вениамина, Ю. П. Новицкого и И. М. Ковшарова. А вот как отвечал перед трибуналом священномученик архимандрит Сергий.

Председатель. С какого времени вы стали священником?

Шеин. С тридцатого августа по старому стилю. Со дня Александра Невского двадцатого года.

Председатель. До этого времени чем занимались?

Шеин. Что называется «до этого времени»?

Председатель. До того времени, как стали священником.

Шеин. Был на службе.

Председатель. Где?

Шеин. Я служил в правлении «Главкрахмала».

Председатель. В качестве кого?

Шеин. В качестве управляющего делами.

Председатель. До революции чем занимались?

Шеин. До революции был на государственной службе в Правительствующем Сенате.

Председатель. В Правительствующем Сенате какую должность занимали?

Шеин. Это было в начале моей карьеры. Я был помощником обер-секретаря.

Председатель. Сколько времени там пробыли?

Шеин. Лет пять-шесть.

Председатель. Из Сената куда перешли?

Шеин. Из Сената перешел в министерство юстиции, затем в госканцелярию, где был помощником статс-секретаря Государственного Совета.

Председатель. Ваш чин?

Шеин. Действительный статский советник.

Председатель. Революция в какой должности вас застала?

Шеин. Члена Государственной думы.

Председатель. Какой фракции принадлежали?

Шеин. Националистов.

Председатель. Религиозные вопросы вас давно интересовали?

Шеин. Я не помню дня моей жизни, когда я ими не интересовался.

Председатель. Постоянно?

Шеин. Постоянно.

Нужно отметить, что в противостоянии обвинителей и судей своим подсудимым первые всегда проигрывали. И конечно, не потому, что подбирались недостаточно умные и опытные юристы. Нет… Слишком велики были противостоящие им люди. Рядом с митрополитом Вениамином и архимандритом Сергием, Юрием Петровичем Новицким и Иваном Михайловичем Ковшаровым все эти яковченко, Семеновы, каузовы, Смирновы, Красиковы, крастины, драницыны, гуровичи и гиринские и не могли выглядеть иначе.

Порою дело доходило до анекдотов. Один из членов трибунала, к примеру, оказался студентом, получившим двойку на экзамене у профессора Новицкого. В связи с этим или просто по необходимости, но судьи то и дело как бы забывали, что они судят Новицкого, просили его дать ту или иную необходимую им юридическую справку.

Но все это то, что касается внешней стороны процесса. Толпы людей у здания Филармонии, величественные, почти монументальные фигуры обвиняемых, рядом с которыми жалкими и ничтожными выглядели исполнители написанных в ГПУ ролей.

Была, однако, и внутренняя наполненность процесса. Мы говорили, что дело о сопротивлении изъятию церковных ценностей было, так сказать, притянуто за уши. Митрополита Вениамина судили за другое. Судили за отлучение им от Церкви Александра Ивановича Введенского. Судили за открытое сопротивление разработанному Тучковым плану превращения Церкви в отдел ГПУ. Поэтому ни о какой страдательности и невиновности митрополита Вениамина не может быть и речи. Он страдал за вполне конкретную вину перед Советской властью в целом, ГПУ и Введенским в частности.

И разумеется, если бы митрополит Вениамин раскаялся, если бы покорился обновленческому ВЦУ, возможно, он и был